«Воспоминания» Н.Д. Полонской-Василенко

о нашем крае во второй половине XIX-начале XX века.

Часть XIX, окончание

Липовицкое имение на грани краха

 Возвращаюсь к лету 1890 года. Мы не поехали в Липовицу: то и было первое лето в жизни матери, которое она провела не в Липовице. Здесь были, кажется, причины дипломатического характера: в результате всех семейных недоразумений, отношения между ней и бабушкой испортились. Моя мать и моя тетя - Наталья Федоровна - имели одинаковый нрав: они не шли на компромиссы в жизни; то была черта, которую мой отец сравнивал с движением ядра из пушки, что не может выйти за пределы своей директрисы - направления.

Однако бабушка ужасно любила своих младших сыновей и для семейного спокойствия шла на всякие компромиссы, даже терпела 8 лет в своем доме Анну Павловну, которую не выносила Наталья Федоровна. Благодаря компромиссной тактике бабушки и потому, что она все время защищала сына от деда, хозяйство было полностью разрушено: Женя менял по ярмаркам хороших лошадей, тройками, на худших; братья платили по два раза за векселя, дважды продавали то же самое зерно, и тогда приходилось возвращать деньги. С их хозяйствованием в Липовице начали красть все, кому было только не лень; имея на дворе 20 коров, бабушка не имела молока к кофе, и Александра Петровна, охая и ахая, приносила ей сливок от "единой своей коровки» ... В присутствии бабушки и других членов семьи один раз Анна Павловна, вернувшись в Липовицу, с притворной наивностью передала Александре Петровне привет от ее сына, который держал буфет на большой станции, он просил прислать ему пудов 5 сливочного масла. Эффект был необычайный; Александра Петровна заволновалась: «Вот дурак, вот дурак, да где же я возьму столько масла?», - лепетала она. А жестокая Анна Павловна добивала «врага»: «А он говорил, что последнее масло было очень хорошее» ... Однако эта сцена не повлияла на отношение бабушки к Сашеньке (Александре Петровне). Только Наталья Федоровна, с присущим ей ехидством, просила не раз Александру Петровну продать свою корову и предлагала за нее горы золота ...

В 1889 году выехали в Мироцкое (Украина)  Федя с семьей и Виктор. Остался в Липовице безобразничать Женя, которому бабушка потакала во всем. На Липовице шли дебоши. Аренда поместья Евгению дала колоссальные убытки. Дед хотел отказаться платить по векселям сыновей, но бабушка просила не делать скандала.

Причины задержки матери в Киеве

Была и еще причина, что задержала мать в Киеве: то была работа, которую спешно заканчивал мой отец: «Систематический перечень указов и распоряжений по артиллерии с начала XVIII в». К тому времени не было ни одного указателя такого рода, и каждый должен был самостоятельно искать нужные приказы в разных источниках; отец мой сделал такой компендиум, направил его в Главное Артиллерийское  Управление, где работа эта нашла не только определение, но и лучший отзыв, и отцу было предложено как можно быстрее напечатать ее, и даны также средства на издание. Это был большой успех. Работа была начата еще в Харькове, отняла несколько лет тяжелой напряженной работы. В этом труде мать помогала отцу: все надо было переписать в 2-х экземплярах; в тексте было много цифр, что требовало внимательности. Мои родители каждый день, когда я ложилась спать, садились за труд и работали долгие летние ночи. Затихало все в городе. Из садов - нашего, соседних - Бродского и профессора Бунге - неслись ароматы цветов. Звучали песни соловьев; можно было забыть, что здесь, через дорогу, лежит улица с домом губернатора, казалось, что то глухое, далекое село ...

Я не помню точно, когда был сдан в печать труд; печатал ее прославленный в Киеве Корчак-Новицкий. Я любила ходить с отцом в типографию.

Печально заканчивался 1890-й год. Болезнь проходила медленно. Отец все время болел, много лежал в постели.

Кажется, в 1892 году мы не поехали в Липовицу, провели год в Киеве; посещали Мироцкое. Жизнь налаживалась снова.

Болезнь бабушки в Липовице

Наступил 1893-й год. Была еще зима; В конце февраля пришла лаконичная телеграмма: «Матери удар. Приезжай». Это была телеграмма из Липовицы - об ударе с моей бабушкой. Моя мама проплакала ночь (телеграмма пришла вечером) и утром уже ехала в Липовицу. Мы с отцом остались вдвоем. Он одевал меня утром, с большим трудом расчесывал мои длинные волосы. Шел на службу, оставляя меня одну с моими тремя канарейками: Яковом, Марфой и их сыном, Пашкой. Вечер мы с отцом проводили вдвоем.

А там, в Липовице, мать застала страшную картину: бабушка и дед забыли, что надо уплатить проценты за основной особняк, Никольский. Опомнились накануне срока, где-то достали денег и отправили в Орел Дронича. Он передал деньги в последний день, но тот, кто принял их, якобы, забыл записать - и имение было продано за сумму этих процентов. Никольское приобрел родственник того чиновника, который принимал деньги... Когда бабушка узнала о том - ее хватил апоплексический удар. Бросились к врачу - 15 верст ... Кроме посланца, отправили за Натальей Федоровной. Разослали телеграммы другим детям. Приехали моя мать и Федор Федорович. Врач, старый приятель Мухортовых, К. М. Одинцов, провел несколько дней, делал впрыскивания камфары. Когда приехала моя мать, бабушки было несколько лучше, но она еще никого не узнавала. Недели через две мать приехала в Киев, взяла меня, и мы на другой день прибыли уже в Змиевку: сани, не возвращаясь в Липовицу, ждали нас. То была страшное путешествие. За те сутки, что мать потратила на путешествие, пригрело мартовское солнце, и началось быстрое таяние снега; реки, через которые легко можно было переезжать, наполнились водой, лед поднялся, местами появились щели. С большим риском переезжали мы эти реки, сани задерживались в глубоких «зажорах», набирали воды ...

Наконец, мы приехали. Дед радостно встретил нас и, как к взрослой,  обратился ко мне с просьбой воздействовать на Талу и Митю - детей Александра Федоровича, живших в Липовице - чтобы они не кричали, не шумели.

Началась грустная жизнь. Бабулю нельзя было даже увидеть. Она лежала в темной спальне и только стонала ... Мать не отходила от нее. Иногда приезжала Ната, но на недолгое время, поскольку в Критове были больные Соня и Саша. Таля и Митя были для меня чужие, мы не сходились. Здесь-то незаметно пришло известие о смерти Евгения в психиатрической больнице.

Наконец, бабушке стало лучше, она уже начала узнавать нас, разговаривать. Ей сказали, что у нее была тяжелая инфлюэнца.

Болезнь отца и его выздоровление

Наступили пасхальные праздники. Я помню, словно это было вчера, как вечером мы играли в «короли», и с нами играла мать. Дед сидел у обеденного стола и раскладывал свой вечный пасьянс. Было тихо, спокойно. Вдруг залаяли собаки, кто-то входит в залу и подает матери телеграмму: «Приезжайте немедленно. Дмитрий Петрович заболел. Щербина». Был вечер. Через  несколько часов уже громыхали колеса экипажа, который вез на Змиевку мать. В Липовицу приехала Наталья Федоровна, чтобы заменить мать у бабушки и взять меня под свой уход. Мне было 9 лет. Я сознательно отнеслась к тому страшному несчастью, о котором извещено было в телеграмме. Мы с Натой ждали сведений, а их все не было.

Дела же в Киеве обстояли очень плохо. У отца произошла страшная болезнь: волдырь на «предстательной железе». Без матери, волнуясь по поводу того, что делается в Липовице, он не обратил на это внимания; болезнь шла; когда он, наконец, обратился к врачу, известному хирургу Флейшеру, то врач сказал, что надо немедленно делать операцию. Температура доходила до 40 градусов. Отца надо было перевезти в госпиталь. Щербина направил телеграмму матери и взял на себя хлопоты, связанные с перевозкой отца  военный госпиталь. В тот момент, когда было уже приехал парный извозчик, чтобы перевезти отца в госпиталь, подъехала с вокзала мать. Когда она увидела открытые ворота, то была уверена, что отец уже умер, что это все для похорон ... Так влетела в дом и застала его, уже одетого для путешествия, но еще живого. Спешно стала она собирать какие-то вещи, и здесь прекрасное ручное зеркало выпало из ее рук и со звоном разлетелось на мелкие кусочки. Она вспомнила народную примету, и ей стало еще страшнее. Но надо было ехать ...

Операция прошла с полным успехом, но пришлось отцу около месяца пролежать в госпитале. Благодаря Шлейферу разрешено было матери все время жить в госпитале: им дали маленькую комнату и там они прожили весь месяц, после чего приехали в Липовицу, чтобы отдохнуть после болезни.

Последние дни в Критово и Липовице

Я все еще помню мою радость, с которой я встретила их далеко от дома, в поле, куда я побежала сама встречать их, когда получили телеграмму о их приезде! ..

За это лето я еще больше сблизилась с Соней. Я по большей части жила в Критове, и только мы с Натой приезжали на несколько дней в Липовицу посетить бабушку. Она выздоровела, ходила сама по комнатам, даже сходила в сад.

Наталье Федоровне было очень трудно. Владимир Александрович получил должность земского начальника первым, как только был введен  этот институт, и тщательно выполнял свои обязанности: ездил в Малоархангельск на съезды, ежедневно принимал в своей канцелярии, которую устроили во флигеле, где раньше жил он с семьей. Мы любили смотреть вечерами в окно, как он сидит за столом с цепью на шее. Эта должность давала средства, но отрывала его от хозяйства, которое в значительной степени падало на Нату. А тут судьба подбросила ей меня. Но она не роптала и занималась мной, как родной дочерью.

Характерный случай произошел в том году: в газете было сообщение, что где-то, кажется, в Москве, сбежал тигр из зверинца. И вот по всему Малоархангельскому уезду начались слухи, что видели тигра, как он где-то загрыз теленка, а в тот же день, верст за 30 - корову. Несмотря на невероятность этих наблюдений, нам запрещали отходить далеко от дома и ходить в лес. Ночью, когда лаяли собаки, люди считали, что эти собаки услышали тигра ...

Кончился отпуск, и отец уехал в Киев, а мы с мамой остались в Липовице. Маме надо было помогать по хозяйству - принимать отчеты старосты, ходить на молотьбу и т.д. Хозяйство значительно уменьшилось. Уже не было хуторов - нет Големы, нет Козловки, ни Александровки; давно не было уже Карачевского «отъезжего поля». Все исчезло ...

В  Критово  шло спешное строительство крахмальной фабрики. Владимир Александрович сам руководил работой. Наконец, фабрика была готова, и осенью должны начать переделку картофеля; сажали его очень много. Наступила поздняя, ​​холодная осень. Мы хотели уже возвращаться в Киев и как раз поехали в Критово, чтобы попрощаться с Лилиенфельдами. В столовой горела лампа, когда мы подъехали к крыльцу. Никто не выходит. Кучер крикнул ... Открывается дверь - и Соня и Саша выбегают на крыльцо в слезах ... «Тише, тише, папа умирает!" Мы входим в столовую и видим: на диване, под гравюрами из Фауста, лежит Володя ... [Его ноги не уместились на коротеньком диване, поэтому подставлен к нему стул, и они лежат на нем ... Он лежит белый, как полотно подушки, что неудобно была засунута под его голову.] Мокрые от пота волосы прядями прилипли к белому лбу. Большая умывальная чаша с кровью стоит у дивана ... Обеденный стол отодвинут от нее. В комнате полный беспорядок. Оказалось, что Володя был на фабрике – пол-километра от дома - и там вдруг горлом пошла кровь ... Володю перевезли домой, и с тех пор непрерывно шла кровь ... Ему давали глотать лед. Послали лошадей за доктором. Мы пробыли там несколько дней. Володе стало лучше. Но врач сказал, что это может быть начало туберкулеза. Мы поехали в Киев, а на второй или третий день Лилиенфельды, по совету врача, должны были выехать в Москву, кажется, до славного Захарьина.

Главная → История Покровского края →☺