Две войны было в жизни Валентины Михайловны Гладких: Великая Отечественная, лишившая ее детства, и Афганская, навсегда забравшая у нее Володю, сына.
Лазаревка
– Большая у нас по нынешней жизни была семья: только детей у родителей – семь человек. Мама Евдокия Ильинична только-только оправилась после скоропостижной смерти папы. В 35-м, когда его не стало, Федор, Марфа и Полина были взрослыми, а мы, Сергей, Виктор, Александр и я, все еще в подростках и детях числились. Мне и Сашке, с которым мы – двойняшки, только по пять лет было. Наверное, мне и ему было проще, чем старшим братьям и сестрам: не до конца осознавали тогда всю трагедию, случившуюся в семье.
Как же маме было трудно без папы Михаила Абрамовича, от горя отгораживалась работой и заботой. О нас, детях, и внуках от старших. Летом 1941-го мы планировали расширить дом: купили второй, думали разбирать, чтобы пристроить к нашему трехстенник. Не сложилось. 22 июня из соседнего села Дросково кто-то вернулся из деревенских. Сейчас никто уже не вспомнит, кто из них сказал первым это страшное слово. «Война!» – в Дросково по радио сказали. В Лазаревке радио тогда было еще не в каждом доме, у нас – было. Включили звук: «Война». Я не понимала, что это значит. Только когда заплакала мама, поняла: случилось что-то страшное. Как тогда, когда не стало нашего папы.
Федя был коммунистом, работал заместителем директора Дросковской МТС, его забрали в Красную Армию уже в августе. С нами оставалась его жена с двумя маленьким и детьми: одному было – четыре, другому два года. Сережа тоже работал в МТС, трактористом. И когда началась эвакуация техники, он ушел вместе с тракторами. Фашисты были в Лазаревке 22 ноября, шли колоннами на Русский Брод. Двенадцать лет мне тогда было без малого, а я и сегодня помню лицо каждого из них. И тот страх, который пронизывал все тело, не давая пошевелиться. В декабре в дом ввалились четыре немецких солдата и стали ночевать с нами. Раз шесть, наверное, мы были с ними под одной крышей. А потом фронт вернулся. 25 декабря были бои, мы прятались в подвалах. И получилось так, что половину деревни наши отбили, а во второй ее части хозяйничали фашисты: мы остались под немцем. Больше двух недель мы сидели в погребах. Да, еще до прихода фашистов в деревню вернулся муж сестры Марфы – Афанасий Васильевич Шалимов, он уже воевал, был ранен, и его отпустили домой. Их дом был прямо посередине деревни, а наш – крайний, от русско-бродского большака. Фашисты начали звереть. Марфа потом рассказала. Как погиб ее муж. Дверь погреба, где они скрывались, отворилась где-то 5 января. На оклик к ним поднялся хозяин погреба – и тут же получил пулю. А потом начали выгонять из подвала всех: женщин, стариков, детей. Когда вышли Афанасий Васильевич и отец Виталика Бабаева (долгие годы работал затем редактором свердловской районной газеты – авт.), на них наставили автоматы. Афанасий сказал, что у него трое маленьких детей, но это не подействовало. Его расстреляли. На глазах жены и детей.
А 14 января фашисты выгнали и нас из подвала. Морозы стояли страшные, сорокаградусные: дышать было тяжело. Погнали нас на Дросково, чуть-чуть не дошли – фашисты почему-то развернули нас назад. Пригнали снова в Лазаревку, перед домом коменданта стояли несколько часов, пока немцы, видимо, решали, что с нами делать. Снова погнали в Дросково. Вместе с сестрой Марфой было трое ее детей: старшей – десять лет, еще одной девочке – пять, младшему ребенку – три месяца. Через какое-то время силы стали ее покидать, ведь тащила на себе двух детей по колено в снегу. Моя мама подозвала меня к себе: «Дочь, как бы Марфа кого не оставила в снегу – видишь, еле идет. Возьми Раю на руки». И тогда пятилетнюю племянницу понесла я. А я-то – чуть поболе, ветром сдувало. Откуда, скажите, силы у двенадцатилетнего ребенка брались?! В Дросково фашисты почему-то потеряли к нам интерес: идите куда хотите. Мы решили добраться к родственникам в деревню Харчиково. Здесь остановились, полгода нас не трогали, а в июне вновь выгнали и на шести подводах отправили в Малоархангельский район, в деревню Алисово. Помню, когда шла уборка хлеба, мы, подростки собирали колоски, лебеду, чтобы зимой не умереть с голода. Пекли хлеб. Черный-черный. Фашистов в Алисово не было, поэтому боев за освобождение этой деревни от них – также не было. В округе шли бои, и раненых наших солдат привозили в Алисово. Я носила им суп, который варила мама.
Вернулись в Лазаревку 14 марта 1943 года. От деревни ничего не осталось, все сожжено. А ведь было до войны 70 домов. Осталась каким-то чудом одна хата, и одна корова, которую сберегла хозяйка этой хаты. Шесть блиндажей на нашем огороде были, в одном мы стали жить, через год мы и другие начали возводить хатки. Из чего придется.
Я до войны успела окончить четыре класса начальной школы в родной деревне, два года, после войны, пыталась ходить в Дросково. Но дальше морозов учеба не продвигалась: обуть-одеть было нечего, поэтому приходилось бросать школу. Да и голодные мы были постоянно: ничего на ум не шло. Так больше и не довелось учиться. Окопы закапывали, блиндажи, а раны на сердце так и остались на всю жизнь. За семенами ходили в Русский Брод. С тринадцати лет я работала. Да разве только я?! Сколько себя помню – всегда с головой уходила в работу, медаль есть, «За доблестный труд».
Братья Федя и Сергей вернулись с фронта в 1943-м: первый был ранен в колено, другой в руку, в плечевой сустав. А Витя погиб незадолго до Победы, 23 апреля 1945 года.
(Здесь, по окончании первой части повествования Сергея Антонова, я сделаю вставку на основании документа из фондов Государственного архива Орловской области, в котором речь идёт как раз о зверствах фашистов в деревне Лазаревка, свидетелем которых была Валентина Михайловна Гладких. Цитирую (Александр Полынкин):
«Акт
на 1943г., июля месяца 11 дня, д.Лазаревка.
Мы, нижеподписавшиеся, жители д.Лазаревка Дросковского сельсовета Дросковского района Орловской области Гревцева Ефросинья Алексеевна, Гревцева Наталья Васильевна, Гревцева Варвара Владимировна и Легостаева Марфа Егоровна составили настоящий акт в нижеследующем:
22 ноября 1941 года немецко-фашистскими войсками была оккупирована деревня Лазаревка…Сразу после оккупации немецкие войска стали грабить и убивать мирных, ни в чём не повинное местное население нашей деревни. Было сожжено 72 двора, амбары, отобрано коров – 72, телят – 50 штук, овец – 160, свыше 1000 штук птиц, всю одежду, продукты питания.
Немцы расстреляли ни в чём не повинных мирных жителей нашей деревни: Гревцева Михаила Павловича, бухгалтера доротдела, Гревцева Афонасия Иосиповича, его дочь Гревцеву Екатерину Афонасьевну, бригадира колхоза Бабаева Андрея Николаевича (это отец будущего поэта и журналиста Виталия Бабаева – А.П.), учителя Внукова Семёна Артемовича, Шалимова Афонасия Васильевича, Внукову Анну Андреевну, Гревцева Ивана Яковлевича, Веселова Александра Стефановича, Легостаева Ивана Яковлевича.
Спалив всю деревню, немцы выгнали население с малолетними детьми без продуктов питания, не считаясь с сильными морозами. В результате замёрзли: Гревцева Анна Михайловна – 75 лет, Гревцева Лидия – 6 лет. Не имея продуктов питания, люди пухли и умирали с голоду. Умерли: Енина Анна Николаевна и двое детей: 7-и и 2-ух лет, Чеботарёв Николай Григорьевич, Чеботарёва Федосья Григорьевна, Чеботарева Мария Минаевна, Гревцев Виталий Акимович.
В результате 15-месячного хозяйничания в нашей деревне немецко-фашистские захватчики уничтожили всю деревню. О чём и составлен настоящий акт.
Подписи: Гревцева, Гревцева, Гревцева, Легостаева…».
А теперь – снова повествование Сергея Антонова (А.П.)
Семья
Я вышла замуж за Витю в 1953-м. Так и перебралась в его Муратово. Он чудом вместе с матерью остался жив во время оккупации. Когда фашисты в январе 1942 года учинили расправу над жителями Муратово, они не попали в число расстрелянных только потому, что немцы не всех жителей выгнали из той части Муратово, где жила семья Гладких. Но они видели, как повели земляков на расстрел. А ведь моя свекровь, было, пошла к толпе. Ее остановил бывший в германском плену в Первую мировую старик (видимо, знал немецкую речь): «Григорьевна, ты куда собралась? Их убивать повели!»
…Семерых детей вместе с мужем подняли: Вера, Дмитрий, Николай, Надежда, Александр, близнецы Витя и Володя. Я в колхозе работала пятнадцать лет дояркой, а до этого – за телятами ходила, другую работу выполняла, Виктор Егорович мой механизатором трудился… Жили, как все. Дети выросли, все сыновья, влюбленные с детства в технику, механизаторами начинали работать.
Только вот пожили мы с мужем вместе 25 лет, и его не стало. Если б он знал, что очередная война заберет у нас сына. Моих ребят призвали в армию 1 апреля 1982-го, в Афганистане служили вместе водителями – грузы различные доставляли. Володя 7 июля погиб, в 1983-м, а мы узнали об этом через неделю. Витя привез брата домой 17 июля из Курска на машине. Похоронили. Я вцепилась в Виктора: не отпущу больше на войну! Поехала в областной военкомат. Ждала, чтобы встретиться с военкомом. Кто-то из офицеров, видимо, тоже там работал, сказал: «Мать, поезжай, если есть возможность, сразу в Москву, в Миноборону. Так будет быстрее». Я с дочерью Надей поехала. Устинов был тогда министром, но к нему идти не пришлось. Без него уважили мою просьбу: Витя в Афганистан не вернулся, дослуживал в Балашихе. А Вовка мой посмертно награжден орденом Красной Звезды. Вот как: мой брат Сергей за Великую Отечественную имеет медаль «За отвагу», а спустя тридцать восемь лет сына наградили. Лучше бы не было этих войн.
Оглядываюсь назад, вспоминаю жизнь: разве со мной это все было? Разве может один человек столько всего пережить. И не верю порой.
Валентина Михайловна Гладких в день открытия памятной доски сыну Владимиру на здании Вепринецкой школы
(8 июня 2017 года)
Памятная доска Владимиру Гладких и возложение к ней цветов товарищами-"афганцами"
(8 июня 2017)
Но память (почему у меня такая крепкая память в 90 лет?) не дает ничего забыть. Сколько в войну пережито, сын погиб в Афганистане, другой, Коля, трагически погиб – сердце готово было разорваться. А я – живу. 22 года живу с Сашей в его семье здесь, в Вепринце (спасибо Лене, невестке), Виктор – в Муратово, Вера – на Кубани, Надежда и Дмитрий – в Москве. Девять внуков перенянчила (одна внучка продолжила нашу семейную традицию – двойню родила), двенадцать правнуков растут. Смотрю на них – и радуюсь: вся жизнь у них впереди.
Сергей Антонов
Читайте также:
Нашли ошибку? Есть что добавить? Напишите нам: klub.mastera@yandex.ru
|