Главная →Творчество мастеров→Творческая страница Антонова С.В.→☺

 «Их оставалось только…»

Пятый дом от края

Николай Петрович Алифанов вместе со своей женой Марией Ивановной живут в Журавце всю жизнь: родились, выросли, пережили оккупацию, отсюда деревенский парень уходил защищать Родину от фашистов, трудились в колхозе, и сегодня они живут здесь. От их дома до асфальтированной дороги, соединяющей Успенское и Покровское, без малого пять километров. Живут практически на окраине деревни, за ними – несколько жилых домиков. Хранители деревенской памяти.

– Мы перебрались в этот дом из середины деревни, – говорит Мария Ивановна. – Здесь места было больше, усадьба шире, а там – тесно. – И добавляет: – Теперь-то, когда никого не стало, всем просторно: от дома к дому – не дойдешь, устанешь. Хорошо, что нас трое: я, Николай да его сестра, Наталья Петровна, а одному-то…

Они живут на краю деревни, но на окраине жизни никогда не находились – всегда там, где  трудно, сложно.

Мы сидим за кухонным столом, у окна, рядом – печь, которую хозяйка дома готовит, чтобы затопить. Разговариваем. Николай Петрович расположил к себе сразу, с порога. И всего лишь одной фразой, когда заговорили о прошлом: «Как говорил известный дед Щукарь, сначала родился я!» Произнес и заулыбался. Вообще, ветеран Великой Отечественной войны на протяжении всего разговора производил впечатление оптимистичного человека, все сыпал шутками-прибаутками. Так оно, видимо, и есть. И все успокаивал жену, когда она, вспоминая горькие страницы своей судьбы – оккупацию, заплакала: «Не надо, Марь Ванна. Все прошло».

Они не перебивали друг друга во время разговора, чувствовалось уважительное отношение людей, проживших большую совместную жизнь. Только Николай Петрович спокойно прерывал эмоциональную речь жены: «Подожди, Марь Ванна, дай я скажу», а она, в свою очередь: «Ну, скажи ты, а я потом».

Он родился в 26-м, в семье Петра Федоровича и Анисии Михеевны Алифановых. Братьев не было, четыре сестры – Наталья, Александра, Мария, Ксения. Отца не стало рано, подорвал здоровье тяжелым трудом и умер в 30-м. Анисия Михеевна долго горевала, да так и не смогла, по-видимому, отойти, одна поднимала детей. К началу войны в родительском доме оставались Шура, Наталья и Николай.  Николай к этому времени успел закончить 7 классов школы в Журавце, в 41-м отправился за знаниями в Корсунь.

– Дней двадцать отучились в 8 классе и нас распустили, – говорит Николай Петрович. – В школе так и сказали: идите по домам – не до учебы сейчас. Война.

– Чужую речь мы услышали в ноябре 41-го, – рассказывает ветеран. – Фашистский сапог начал топтать нашу землю, когда немецкие войска двигались в направлении Ельца. Через Журавец шли, не останавливаясь, колоннами, технику тянули их бесхвостые лошади. В этот момент заниматься с местным населением им было, видно, недосуг. А вот когда их шуранули наши под Ельцом – вернулись в нашу деревню озлобленными, раздраженными, вели себя грубо, агрессивно.

«Будем вас немного вешать…»

– Нас сразу выгнали из хаты, – говорит Мария Ивановна. – А ведь нас, детей, у матери, Евдокии Васильевны, на руках было шестеро: Лиза, я, Николай, Наталья, Нюра и Зина, которая родилась в августе: отец, Иван Васильевич, к тому времени уже был на фронте. Он так и не увидел Зину… – заплакала.

Николай Петрович обронил: «Марь Ванна, не надо, давно это было».

– Давно, – согласилась. – А у меня до сих пор, как вспомню, камень подкатывает. Выгнали нас. Куда идти? Пошли к соседу, а у него самого – полна хата народа, мал мала меньше. Не выгнал, мы с Колькой под лавкой ночь скоротали. Наутро пошли к деду с братом. А они, фашисты, не унимаются: согнали нс, семей десять, в одну хату, к Филюшиным. Валенки, у кого видели, отнимали. Пришлось тряпки на ноги наматывать. Постелили солому, так и коротали время. Я всегда, уже после оккупации, после войны думала: «Почему мы, дети, сидя голодными в этой хате, не плакали и не просили у матерей еду!»

– Немцы-то с русскими печами не знакомы были, а тепла хотелось, – вновь улыбается Николай Петрович. – Вот, бывало, сунут в нее бревно – какая тяга? Часто по этой причине случались пожары. Сами они потом оставляли дома с прогоревшими стенками, а для местных жителей те пожары были благом: перебирались в них, заделывали дыры и… жили. На работу гоняли, зимой чистили дорогу на Ивановку. На рукава нам одевали повязки с номерами. Помню, фельдфебель нас напутствовал по утрам: «Будете плохо работать – будем вас немного вешать!»

– Я думаю, что мы у матери не умерли от голода в один момент только из-за того, что нам помогла Шура Лунева, – продолжает Мария Ивановна. – Наварит картошки и несет нам, ребятишкам, тем и спасались. Война жестоко прошлась по нашим семьям, – и снова не совладала с нахлынувшими чувствами, замолчала.

Николай Петрович подхватил:

– Она хотела сказать о том, что моя мать умерла под немцем, в 42-м. Ссыпной тиф: слегла, да так и не встала.

И неожиданно тоже оборвал разговор на полуслове: – Наташа, расскажи ты.

90-летняя Наталья Петровна, всю жизнь находящаяся в семье брата, всплеснула руками, глаза повлажнели.

– Миленький, – обратилась ко мне. – Да как же без слез такое можно вспоминать. Это же мама наша, сколько она для нас всего сделала, а себя не сберегла. Коля ее и хоронил с ребятами. В апреле это было, в 42-м, снег еще был кругом, но вода стояла уже. С теми же ребятами, с которыми их гоняли дороги расчищать, вырыли могилку (сейчас на этом кладбище в Журавце уже никого не хоронят) и отвезли на санях на лошадке. Я с Шурой в доме осталась, смотрели, как лошадь тронулась, а дальше все – как в тумане: слезы застилали глаза. Ой, какое же это было горе, сыночек. Не пережила мама войну.

– А деда расстреляли, – продолжила рассказ Наталья Петровна. – Звери-то ничего не разрешали брать из своих домов. Боже, упаси, если кто что-то спрячет, утаит. А дед взял с плиты у себя в доме лист металла и схоронил. Прознали – расстреляли.

– От отца с фронта, до прихода в деревню фашистов, мы с мамой получили только два треугольничка-письма, – вспоминает горе и своей семьи Мария Ивановна. – А потом-то под фашистами находились: ни мы не знали ничего о нем, ни он – о нас. Но однажды через родственницу до нас дошла весть, он написал на ее адрес, что отец жив, воюет. И эта родственница говорила, что Ванька, отец значит, в своих письма волнуется: что с детьми и женой? Живы ли? Под фашистами мы или смогли куда-то эвакуироваться? Плакали мы тогда навзрыд, не могли ничего ему сообщить. Не дождался он новостей из родного дома, погиб в 43-м. Мама похоронки на него так и не получала. Спустя много лет Зина, которую он так и не увидел, смогла выяснить через архив: где и когда погиб наш папа. А ведь мы его так ждали – мама, дети. Тяжело без папы было. Маму фашисты на морозе холодной водой заставляли стирать ткань, которую они достали из наших сундуков. Все утеплялись от морозов. А зачем ее стирать, если она не использовалась: мать для нас приберегала, когда замуж будем выходить, чтобы нарядить. Просто издевались! Звери – не люди.

Евдокия Васильевна Матюхина, мама Марии Ивановны, через некоторое время вместе с дядькой Сидором вырыли землянку. В ней и жили 12 детей с двух семей да взрослые. Из нее, землянки, и вышли, когда в деревню пришли наши солдатики в феврале 43-го.

– А помните, как нас, местных жителей, их переводчик предупредил, – обращается к жене и сестре Николай Петрович, а для нас поясняет: – За нашу деревню боя не было, ушли фашисты без сопротивления. Они боялись здесь оказаться в мешке. Но навредить хотели. В Самарке, уходя, поджигали дома. Вот нас и предупредил накануне ухода их переводчик: мол, не вздумайте ночевать в домах – подожгут, не прячьтесь и в землянках-погребах – забросают гранатами. Но они так, бедные, спешили, что ничего этого не сделали. Но переводчику тому все равно – спасибо.

Война Алифанова

– Нас всеобуч по военному делу нас, ребят, кто возрастом выходил, позвали уже 15 марта 43-го, – перелистывает новую страницу своей жизни Николай Петрович. –  В районе Старого Сабурово дней пять-шесть работники военкомата Распопов и Ебуновский натаскивали нас по стрелковому оружию, гранатам. По азам, так сказать, прошлись. Потом отпустили: «Идите, отдыхайте». Но без разрешения никуда из родных мест не уходить. 15 апреля прибыть повестки: прибыть на сбор в военкомат.

– Как сейчас помню: уходил Коля, успокаивал нас, а мы ревели, – вставляет Наталья Петровна.

– Ну, так вот, – продолжает говорить ветеран. – Пришли в Покровское. Здесь медкомиссия работала – врач, Распопов, еще кто-то. Посмотрели. Распопов построил нас в колонну, а было не меньше ста человек, и говорит: «Пойдем на Ефремов!» В первый день дошли до Трудок, там заночевали, во второй – до Верховья, а спустя еще дня четыре-пять добрались и до города. Расположились в школе, на ночь нас уводили из здания в луг: немцы налетали и бомбили.

Вскоре Николай Алифанов оказался в Горьковской области, на станции Мордашик-Навашино. Они прибыли в учебный городок взамен призывникам 1925 года рождения, которых отправили на фронт. Утром, после отбора, наш герой был зачислен в 99-й запасной стрелковый полк, который дислоцировался в Горьком до июня 1943 года. А уже здесь солдат Алифанов стал прожектористом-электриком, вторым номером, 38-го зенитно-прожекторного полка. Николай Петрович в таких деталях рассказывал о том, что из себя представляла служба в этом полку, что просто удивляешься – насколько цепкая у него память. Взвод прожекторный – это два прожекторных расчета-сопроводителя и один – искатель. Прожекторный расчет – это водитель (прожектор питается от машины и на ней же перевозится), два прожекториста – 1-й и 2-й номера, связист, электрик-механик. Задача прожекторных расчетов – выхватывать прожектором в ночном небе фашистские самолеты и держать их в световом перекрестии с тем, чтобы их могли зряче уничтожать наши зенитчики. Как правило, прожектористы и зенитчики находились друг от друга на расстоянии от одного до полутора километров. Для того чтобы установить прожектор – масса 950 кг, диаметр – полтора метра – необходимо было вырыть окоп диаметром 6 метров, сделать укрытие для машины. По словам ветерана, луч прожектора доставал самолеты на расстоянии до 10 километров от места расположения расчета.

Фронт отодвигался, немецкие самолеты уже недолетали бомбить город Горький. Вслед за фронтом перемещались и прожектористы. Осенью 44-го полк Николая Алифанова занял позиции в Эстонии, на побережье Финского залива.

– В этом местечке нас и застала Победа, – говорит ветеран. И глаза заблестели радостью, будто вернулся на 65 лет назад. – Новость нам всем сообщил наш шофер Окунев. Радовались мы, старший сержант, у которого, тоже, кстати, фамилия была как у вас  – Антонов, – улыбнулся Николай Петрович.

Война закончилась, но путь домой занял у солдата Алифанова еще пять с лишним лет.

– Стариков-то отправили домой уже в июне, провожали их, эшелоны украшали всем, чем можно, – говорит Николай Петрович. –  Чтобы не с пустыми руками возвращались к семьям с фронта, им выдавали по 10 кг муки и по 10 метров ситца. Наш 48-й батальон расформировали, небо-то мирным стало. А я после учебки в Таллинне, вскоре оказался в Минске – в расположении 53-го отдельного батальона связи, а еще спустя некоторое время из связиста переквалифицировался в радиотелеграфиста – в 71-м отдельном батальоне воздушного наблюдения, оповещения и связи.

Возвратился в родную деревню спустя семь с половиной лет после того, как покинул дом, в октябре 1950-го года.

…Плюс электрификация родного края

– Вернулся с войны. Что дома? Ничего, надо было идти работать, – Николай Петрович говорит, не торопясь, словно трогая каждое слово руками. Несколько раз Мария Ивановна, словно извиняясь перед нами, обращалась к мужу: «Ну, что ты так подробно, люди, небось, устали слушать». А он, видя в наших глазах поддержку, продолжал в том же духе. – Пошел в МТС, которую возглавлял тогда Т.С. Уваров. Приняли. Отправили в Елец на курсы механиков-комбайнеров. Спустя шесть месяцев сел нас комбайн С-4 (моторы на них стояли с 5-х ЗИСов). Это по тем временам была хорошая техника: как-0никак первый самоходный комбайн. Но долго на нем мне работать не пришлось, по другой дороге пошел.

Осенью 51-го при Александровской МТС открывали дизельную электростанцию, мощность по нынешним меркам ее была невелика – всего 30 кВт, но от нее приводились в движение станки. Собственно с этого началась электрификация не только колхоза «Власть труда» (до войны – «Ворошилов»), но и всей Журавецкой стороны. А главным электриком стал не кто иной, как  Николай Петрович Алифанов.

– Я запускал этот дизель, я его и заглушал в 63-м году, – говорит ветеран. – Надобность в иней отпала, поскольку началась большая электрификация: 12 июня 1963-го электричество было подано в Успенское, Журавец. Это, значит, первый этап электрификации, а затем дело пошло – в 66-м со светом были Самарка, Черногрязка, Каланча…

Николай Петрович на протяжении 33 лет был главным, как сказывали бы сейчас, энергетиком своего края, вплоть до 1984 года.

А как же семья, спросите. Вот и я за все время, что находился в доме ветерана Великой Отечественной войны, об этой стороне жизни услышал немного, выуживая информацию по крупицам. В рассказах этой семьи главное место – войне, работе.

Я спрашивал Марию Ивановну, не под одной ли крышей, когда фашисты согнали многие семьи в один дом, они находились. Оказалось, нет: «Николай в другом доме в это время находился».

Свои судьбы они соединили в одну в 54-м. На свадьбе, по их словам, гуляли человек двадцать. Воспитали сына Владимира («Шесть лет как умер») и дочь Зинаиду, названную так в честь тети, которая отыскала в архиве данные о гибели отца. Сегодня Зинаида-вторая живет в Змиевке, работает медиком. Часто бывает у отца с матерью.

В 66-м Николай Петрович увлекся пчелами, но сейчас это занятие пришлось оставить.

– А в ульях, – что в саду, вы их видели, зерно, – пояснил ветеран. И вновь щедро одарил при этих словах нас своей лучезарной улыбкой. – Хозяйство-то кормить надо…, – выдержал паузу, – десять курочек у нас!

Николай Петрович интересуется событиями в жизни страны, а в большей степени тем, что происходит в районе: читает местную газету, от корки до корки изучил книгу «Покровский край».

– Читаю. А как же по-другому. Да я и сам когда-то редактировал колхозную стенгазету…, – и хитро прищурил глаз.

Но был остановлен женой: «Да об этом-то не стоит». Послушал: «Как скажешь, Марь Ванна».

Живут Алифановы. «В пятом домике от края». Нелегко, конечно, в пожилом возрасте уже справляться с домашними делами. Здоровье шалит. Хорошо, что магазинчик недалеко. А вдесятеро здорово другое: у Николая Петровича, несмотря на все жизненные бури, метели и невзгоды, все тот же веселый нрав. Как в 54-м, во время их деревенской свадьбы. «Так легче переносить все неурядицы», – признался ветеран.

С. Антонов.

Главная →Творчество мастеров→Творческая страница Антонова С.В.→☺