Часть XV 

 Летом в  Липовице

Летом мы ездили в Липовицу (напомню, что так во второй половине XIX века называлась современная деревня Мухортово – А.П.).  Я помню вагон 1-ого  класса. Мы садимся с мамой; взволнованное, милое лицо отца; последние поцелуи; вагон понемногу трогается, бегут столбы. Мама закрывает диван  простыней и что-то  интересное рассказывает, потом кормит пирожками, молоком из дорожного стакана: и мне кажется - никогда дома не ела ничего вкуснее. Проходит вечер; ночь. Утром приехали на станцию ​​Змиевку. Поезд останавливается. Входит Кузьма, станционный сторож, и сообщает, что Захар ждет. Выходим на крыльцо станции: у крыльца уже стоит карета; четверик караковых лошадей; Захар радостно приветствует нас. Мы садимся.

 Как весело ехать. Видны «подпряжки»: это - «Терек», а то - «Тамара» ... Проходим Разбегаевку, еще какое-то село и мы - на широком, прямом пути: то - «Большак» - путь времен Екатерины II; путь тот соединял Орел с другими торговыми городами. «Большак» тот имеет несколько десятков метров ширины, несколько десятков колесных путей идут то параллельно, то переплетаясь между собой ... Карета быстро катится, лошади весело бегут домой ...

А там поворачиваем на дорогу, еще 3 версты - и карета въезжает на зеленый двор Липовицы и останавливается перед парадным крыльцом; здесь все уже ждут, потому что кто-то издалека увидел карету и предупредил наших. Здесь были - дородная бабушка, высокий, седой старик, мужики - Федя, Тора (Виктор) Женя, Анна Павловна, кузен Федя - моего возраста. Все, кроме Феди, конечно, берут меня на руки, целуют, передают друг другу ... А там стоят - Александра Петровна, с личиком в морщинах, как печеное яблочко; Анна Ивановна, с клюкой, в белом чепце; лакей, горничные, казачок ... Меня несут в залу, рассматривают, на кого я похожа, или на маму, или на отца, или на бабушку ... Я чувствую себя героиней дня ...

Начинается новая жизнь, такая интересная, так не похожая на харьковскую. Утром мы с бабушкой идем «по хозяйству»: заходим на скотный двор, на ледник, на конюшню, где конюшенный подносит меня к морде лошади, чтобы я могла поласкать мягкие губы некоего «Катка» или «Зеваки». А дальше - огород, парники, малинник, где красная малина, духовитая, сладкая; бабушка сгибает ее, чтобы я могла сама сорвать ягодку, а там-парк с огромными деревьями и со многими тропами; бабушка рассказывает, как она сама насадила этот парк и как и когда прокладывались тропинки. В парке много грибов, как же было весело вырывать из земли шампиньоны, «поплавушки» и складывать их в парусиновый зонт бабушки! Так вот две Натальи Дмитриевны проводят утренние часы и в дружеской беседе возвращаются домой. Потом - обед; бабушка - на узком конце стола, налево от нее - дед, направо - мать и я. Бабушка в белом чепце, дед - седой, высокий, с маленькой бородкой, в черной кожаной куртке; далее - мужики - Федя, Тора (Виктор), Женя - в разноцветных рубашках, подпоясанных черными шнурами  с большими кистями. Между ними - Анна Павловна, высокая, худощавая, и кузен мой, Федя, а дальше - Анна Ивановна. Часто бывали гости.

Вечером все шли гулять в поле или на реку, в березовую рощу по грибы, или мама с отцом шли на реку ловить рыбу. Как я любила эту рыбную ловлю! Заранее копались в земле в поисках червей, потом брали большой медный кувшин, удочки и шли. Конечно, шла и я. Я любила смотреть на широкую голубую реку, как набегала волна за волной, как утопал поплавок, и как быстро поднималась удочка, а на крючке качалась рыбка. Ее осторожно поднимали и бросали в кувшин с водой. И вот мне пришла дикая мысль: попробовать рыбку, я тихонько достала ее, положила в рот, и - скользкая рыбка сама пошла к горлу ... Это заметили родители: бросились ко мне, увидели, что я уже покраснела, задохнулась; рыбка стоит в горле ... Мама стала пальцами вытаскивать ее из рта, но ершик ушел головой к горлу и пришлось вытаскивать его против перьев ... Я помню страшную боль, которого потерпела от той «операции» ... Помню, как меня, совсем маленькую, хотели научить плавать, как какая-нибудь из горничных положила меня на воду и поддерживала снизу рукой; как мне нравилось так плыть; но горничная вдруг отвела руку, а я, как ключ, пошла ко дну; помню, как над головой плеснула вода, как зазвенело в ушах ... С берега раздался крик матери ... Меня поднимали из воды. После этого я стала бояться воды. ...

Высшая радость была для меня, когда под вечер к крыльцу подавали бричку, запряженную не каретными лошадьми, а «водовозами»: бледный «Дергач» и рыжуха «Машка» на «подпряжку»; это значило, что бабушка поедет осматривать хозяйство. С бабушкой в ​​бричку сажали и меня, и мы, дружески беседуя, ехали за 5-6 верст, до хуторов - Големы, Козловки или Александровки; там не было барских усадеб, а жили только староста с рабочими. Я ужасно любила эти поездки, любила, как мы останавливались, подходил староста, помогал бабушке вылезать из брички, и как долго что-то ей рассказывал. Бабушка иногда не вылезала из брички, а принимала его отчет, сидя в бричке. Речь шла о том, где, что и сколько посеяно, вспахано, сколько свезено копен, сколько работало рабочих и тому подобное. Потом мы возвращались домой. Уже смеркалось, стлался пар по полю; бабушка закрывала меня полой своего широкого манто. Было так уютно сидеть возле нее. Небыстро, «трусцой» бежали лошади, вот уже видны верхушки липовецких деревьев ... Приехали. Ярко освещенная зала, на нас все ждут ...

 (Продолжение...)

Главная → История Покровского края →☺