Но уже весна...

Прохладно. Сыро. Но уже весна

тихонько заполняет все собою.

И хоть она пока еще скромна,

в нас нежно отзывается любовью.

Уже синичья песенка звучит

теплее и душевней, чем в морозы.

Сугробов и дождя струятся слезы,

сливаясь, превращаются в ручьи.

И, солнышком улыбчивым сверкая,

синее и приятней небеса...

Прохладно. Сыро. Но уже весна,

и хочется тепла, цветов и мая.

Жизнь - лишь игра...

И по прямой, и по диагонали

фигуры жизнь висит на волоске...

Мы очень легкомысленно гуляли

по чопорно расклетченной доске.

Нам не указ гроссмейстеры и гении,

могли косячить и фигню пороть...

От нашего дебюта в умилении

был устроитель матча - сам Господь.

Нас не пугал цейтнот, цугцванг и вилка,

об эндшпиле не думали совсем,

вели игру азартно очень, пылко,

без тактики и хитроумных схем.

Хотели жизни, жизни настоящей,

не по лекалам классных мастеров.

В конце концов, мы все сыграем в ящик,

а там, в коробке, мир для всех суров.

Зачем тогда нам рвать друг другу глотку?

Жизнь - лишь игра, смесь счастья и беды.

Хоть длинной она будет, хоть короткой,

запомнятся лишь смелые ходы.

И по прямой, и по диагонали

висит фигуры жизнь на волоске.

Живите - пока вас за фук не взяли -

наперекор печали и тоске.

И даже если вы ферзем не стали,

ищите свое счастье на доске.

Февраль

Окончен к нам его визит,

осталась пара дней.

А он расстроен и хандрит,

не хочет из гостей.

Всю ночь дождем холодным лил,

понравиться хотел,

и ветром из последних сил

в наличниках свистел.

Но мы простимся и простим

каприз и выкрутас,

что к милым музам нетерпим,

чем раздражает нас.

По лужам шлепаю, соплю,

злюсь: снежуре не рад.

Назло бедняге-февралю

хвалю авансом март...

Молчание

Мы скушали полпуда соли,

а сахара - так целый пуд...

Но не смогли смириться с болью

делить друг друга с кем-нибудь.

За правду лезли мы из кожи,

теряли рамки и края,

забыв, что правда может тоже

бывать у каждого своя.

И как-то, после потрясенья,

не обнаружив перспектив,

в молчании нашли спасенье,

на части "наше" разделив.

Из царства сделав два полцарства,

из грусти тьму веревок вьем.

Права на личное пространство

добыли мы таким путем.

Жил я на привязи

Жил я на привязи. Мирно лаял.

Ластился нежно и верно льнул.

И никогда не мечтал о стае,

не понимая их мир, войну.

Со стороны все казалось жутким:

не разделял их сварливых дел.

Грыз себе косточку возле будки,

спинку на солнышке днями грел.

Пасть после сна во всю ширь раззявив,

сладко потягивался, скулил.

Но сумасшедшим вдруг стал хозяин,

стал выдавать, что ни день, ...люли.

Видно, устав от таких отношений,

как-то решил он прервать мой ад:

зло матюкаясь, сорвал ошейник,

и, что есть силы, лягнул под зад.

Гикнул и свистнул потом с порога -

Так отгоняют собак чужих...

Я его раньше считал за бога.

Как же без Бога теперь мне жить

.......................................

Легко, без адвоката -

поступок был нелеп -

хозяином когда-то

посажен был на цепь.

Я не пугал детишек,

не какал в огород...

Была расправа лишней,

как и у всех господ.

И тут же, вольный котик

гулял почти везде,

лизал себе животик,

и хвостик, и тд.

Катался сыром в масле,

довольный весь собой,

и было мне не ясно,

за что к нему любовь?

Хоть гавкай, хоть не гавкай,

бездушен человек...

Раз ты рожден собакой,

живи собачий век...

Одиноким волком

Я снова одиноким волком

по зарослям лесным брожу.

Во мне надежда снова смолкла,

не стало больше куражу.

Под дубом безучастным зверем

устроил логово-постель.

Дурманит ароматом прель

всего того, во что я верил.

И зря когда-то нас учили...

Я шкурой собственной вкусил,

что, априори, правда - в силе.

А у меня нет больше сил.

Надорваны душа и жилы.

Всё вопреки, не по-людски.

Кроваво треплются флажки -

лес безысходно обложили.

В любви давно уже нет толку.

Но чтоб не стать еще мертвей,

я загнанным, в осаде, волком

смотрю на звезды меж ветвей.

Но что слова?!

Я то рассеян, то, вообще, - угрюм,

в своих признаньях робок и неясен...

Прости, что очень редко говорю

тебе о чувствах - мямлю, как Герасим.

Но что слова?! Они лишь шелуха,

переживаний яркая обертка,

на статном теле дорогая шмотка,

гипербола-синоним для стиха.

Куда красноречивей та же дрожь, -

в объятьях вожделенных ли, в тебе ли,

в срастаньи душ, в слипаньи влажных кож,-

в которой в унисон сердцами пели.

Любить в словах умеет всякий лжец,

а истина - лишь в пении сердец.

Любовь?

Порою мысли так и прут наружу,

беспафосно всплывают из глубин...

Ты говоришь, что нужен...очень нужен,

душой и телом...только лишь один.

С пеленок не привыкшие лукавить,

мы и сейчас пытаемся не льстить.

Друг друга ни на миг не отпускали б

не в силах урезонить аппетит.

Блаженством не насытимся. До дрожи

сплетаемся в объятьях вновь и вновь...

И это на любовь вполне похоже...

Но нам ведь только кажется любовь?

Надеясь на чудо

И гордый орел, и пушистый птенец

пожизненно крылья сложили...

Телец золотой, ненавистный телец

планету мою обескрылил.

Коварством своим ослепляя глаза

и вирусом память стирая,

умеет красивую жизнь навязать -

в замену небесного рая.

Хоть, вроде, на дьявола он не похож,

лукаво ломая преграду,

вливает нам в души медовую ложь,

а мы принимаем как правду.

И вот уже в душах пороков слои,

уже хорошо то, что худо...

Но прячем ослабшие крылья свои,

надеясь всем сердцем на чудо.

Все перемелется

Грань горизонта все так же таинственна,

манит, пугает чертой вдалеке...

Все перемелется - истая истина,

мы, словно мельники, бродим в муке.

Как жернова, трем свои одиночества,

сыплются в бункер проблемы зерном.

Ждем, что они вдруг возьмут и закончатся,

вспомним о них, как о чем-то смешном.

Дождь барабанит, спевает метелица -

козни судьбы нипочем ветряку...

Все перемелется, все перемелется

так, как и жизнь, по-любому, в муку.

Сергей Ефремов

• "Зачем-то" и другие стихи