Случается иногда, что персонаж, придуманный автором, становится намного известнее имени создателя. Так произошло и с первым советским сыщиком и разведчиком, майором Иваном Прониным, появившимся на свет ещё до начала Великой Отечественной войны в произведениях писателя Льва Овалова.

Лев Овалов

Отец – создатель майора Пронина

О Пронине  стали даже распространять  анекдоты, что говорило  о его поистине народной популярности, а вот о писателе Льве Сергеевиче Овалове (настоящая фамилия его – Шаповалов – А.П.)  знают на Орловщине сейчас немногие. А ведь он долгие годы считался видным советским писателем, а пять лет своей жизни (с 1918 по 1923 год) прожил   в Малоархангельском уезде и написал об этом бурном времени роман «Двадцатые годы».

Впрочем, имя Льва Овалова, кажется, понемногу возвращается к читателю, свидетельством чего являются  переизданные после некоторого перерыва книги о знаменитом сыщике  и документальный фильм «Последнее дело майора Пронина», прошедший по телеканалу «Россия-1» в феврале 2013 года.

Лев Сергеевич любил Орловщину, и хоть он после своего отъезда в Москву в 1923 году в наших краях бывал редко, но свой писательский архив завещал передать в фонды музея И.С.Тургенева. Именно здесь хранятся его рукописи, письма и книги.

Среди документов  Оваловского  литературного наследства есть поистине бесценные артефакты, к примеру, письма отца писателя, Сергея Владимировича Шаповалова, с фронта Первой Мировой войны.

Сергей Владимирович  Шаповалов

«Каждый считал честью пожать ему руку…»

Лев Сергеевич Овалов в конце  жизни начал писать  роман о своей семье. Сохранилось из него несколько рукописных и машинописных набросков, в некоторых  речь идёт об отце. Процитирую один: «Перед каждым человеком в начале его жизни предстаёт идеал, способный его вдохновлять. Большое счастье, если таким идеалом бывает твой собственный отец. Мой отец, Сергей Владимирович Шаповалов, родился в 1879 году, жизни ему было отпущено 35 лет…»

Появился на свет отец писателя в многодетной (10 сыновей и дочерей) семье мелкопоместного московского дворянина Владимира Константиновича Шаповалова. Практически все дети в ней получили высшее образование (медицинское или юридическое).

Сергей Владимирович Шаповалов стал юристом. Некоторое время работал присяжным поверенным в Москве у  адвоката Колесова, женился на дочери известного московского врача Николая Васильевича Тверитинова Софье. Родились дети – Лев (в 1905 году) и Дмитрий (в 1907 году). Когда Сергею Шаповалову предложили хорошую должность на государственной службе  в Калуге, он без раздумий согласился. В Москве у молодой семьи не было собственного жилья, а в губернском центре  они купили небольшой домик (5 комнат), из которого каждое утро уходил на работу старший нотариус Сергей Шаповалов. В Калуге, по воспоминаниям Льва Сергеевича Овалова, наступило для их небольшой семьи самое счастливое время. Папа и мама любили друг друга и детей, которые – в свою очередь – обожали родителей.  Сергей Шаповалов, наверное, не обладал какими-то особо выдающимися способностями, но он был (все окружающие знали и ценили это) чрезвычайно совестливым и порядочным человеком. Знакомые считали честью пожать ему руку, а он сам ни одному негодяю руки не подал.

Возможно, в силу своей исключительной порядочности, Сергей Шаповалов и ушёл на фронт вскоре после начала Первой Мировой войны, хотя вполне мог остаться в тылу. Он, как офицер запаса, прошедший военные сборы, был отправлен в 224-ый Юхновский пехотный полк, который из второго эшелона был направлен на пополнение 1-ой армии генерала Ренненкампфа. В 20-ых числах октября 1914 года на участке Северо-Западного фронта, где занимал позиции 224 полк, противники вели позиционную борьбу, которая  предшествовала начавшейся вскоре крупной Лодзинской операции. Но поручику Шаповалову не удалось дожить до неё. Его непосредственное участие в боевых схватках Первой Мировой войны продлилось всего пять дней.

В архиве Льва Овалова сохранилось два письма отца с фронта – я их цитирую ниже.

Письмо жене, Шаповаловой Софье Николаевне

21 октября 1914 года

Дорогая Соня,

12 октября я послал тебе открытку, в которой просил писать мне прямо на полк без указания штаба 1-ой армии. В этот день мы получили приказание присоединиться к своему полку, и 13-ого выступили в поход. Прошли около ста вёрст и в ночь с 18 на 19-ое присоединились к полку. Нас прямо повели на позицию, и мы заняли Опера Кумеса (название населённого пункта читается не очень чётко – А.П.). Против нас в версте сидит неприятель. К утру мы окопались, а с рассвета началась артиллерийская стрельба, ружейной стрельбы ещё не было, так как и мы, и немцы сидим в окопах и не показываемся.

Первые часы было немного жутко, когда над тобой пролетает неприятельская шрапнель и с грохотом разрывается, но скоро я уже привык к этому и теперь не обращаю внимания и хожу спокойно по линии окопов. Да и не я один, а все чувствуют себя спокойно. Вот уже три ночи и третий день проводим мы в лесу. Сплю я в землянке, приблизительно на аршин под землёй, покрытой накатом из сосен и землёй на соломе; со мной спит фельдшер и ещё один солдат, которые своими спинами согревают меня.

Самочувствие у меня хорошее, только временами бывает очень скучно и тоскливо, так как я совершенно один; с 3 октября я командую ротой и всех младших офицеров у меня разобрали, а уходить со своего участка в другие роты нельзя.

Не волнуйся, дорогая, и не строй себе ужасов, я ничего от тебя не скрываю и всё тебе описываю, как есть. На самом деле, не всё уже это так страшно, как это вам кажется издали. Помни, что всё зависит от Бога, и без его воли не упадёт ни один волос с головы человека.

Одет я во всё тёплое, на мне тёплая фуфайка, подштанники и носки, шинель я подшил тёплым байком, на голове шлем – это вязаный из шерсти тёплый чепчик и – сверх этого – бурка, так что холода я не ощущаю, точно так же и не ощущаю голода. Ем очень хорошо из офицерской кухни.

Сейчас сижу на земли и пишу тебе это письмо у себя на коленях, а кругом меня бегает белка, белок здесь очень много.

На пути в полк я получил от тебя два письма, от 8 и 28 сентября, в посланном письме ты пишешь, что не стоит писать, так как письма не доходят. Нет – стоит, даже если только одно из десяти дойдёт. Сколько радости доставляют нам здесь письма, что вы там и представить не можете, а кроме того, в письме от 28 сентября ты подробно ответила на все вопросы. Относительно подачи прошения нечего и думать, из этого всё равно ничего не выйдет, только примешь срам на свою и на мою голову.

Я чувствую и физически, и нравственно хорошо, а тогда я места себе не найду. Если со мной что-нибудь случится, ты сама увидишь, куда отправить детей – в гимназию или кадетский корпус. Думаю, что и тебе, и детям лучше всего будет в Калуге. Гимназия даёт то преимущество, что здесь заранее предрешается карьера человека, из гимназии есть ход всюду, а, в общем, всегда хорошо, были бы сами хороши.

Почему тебе не понравилась моя посылка? Я думал, что детям она доставит большое удовольствие. Отношение калужан меня удивляет, особенно Богданова и Домбровского. Отдай, пожалуйста, Богдановым долг (это один из клиентов С.В.Шаповалова, который дал  молодой семье в долг 2000 рублей для покупки дома – А.П.)  и будь от них подальше…

Лёву надо укреплять физически, может быть, ему надо заняться гимнастикой, кататься на коньках и т.д. Узнаю Митю в его выходке…

Пока до свидания. Крепко, горячо целую тебя и детей.

Твой Сергей.

Последнее письмо жене, Шаповаловой Софье Николаевне

Действующая армия, 224-ый пехотный Юхновский полк

(на фронте с Австрийской империей)

23 октября 1914 года

Дорогая Соня,

твои письма стали доходить аккуратно, вчера получил несколько августовских, а сегодня от 12 октября. На все вопросы ты мне ответила, не знаю только, живёт ли у нас Эмма Артуровна, получила ли ты 200 рублей, посланные мной 9 октября и почему тебе не понравилась моя посылка. Каски я взял не с убитых немцев, как ты могла это подумать, я получил их в Инстенбурге из казармы, из запаса, предосудительного в этом ничего нет, т.к. оружие и вооружение составляют военную добычу…

За тёплыми вещами меня посылать не собираются и, вероятно, не пошлют, т. к. я командую ротой. Богданову я должен 100 рублей, отдай их ему. Не забывай 16 числа каждого месяца вносить за страховку жизни в сберегательную кассу. Мы всё ещё в лесу и не известно,  долго ли здесь пробудем.

Сегодня мне делают большую землянку в рост человека с печкой. Чувствую я себя хорошо, бодро, ем..... и просыпаюсь каждый день от канонады. Как только начинает рассветать, или наша, или неприятельская артиллерия делают первый выстрел, снаряд пролетает над нашими головами и с треском и грохотом на некотором расстоянии разрывается. Стрельба идёт с небольшими перерывами целый день, все люди уже к ней привыкли и прекрасно различают, откуда идёт снаряд – от нас или от неприятеля. Если наш, то продолжают спокойно заниматься своим делом, если неприятельский – то поспешно прыгают в окоп и прижимаются к передней стенке, там он безопасен. Наша жизнь мне очень нравится, и если бы не тоска по тебе и детям, я был бы очень доволен.

У меня с собой книги, купленные на станции, и я читаю их под аккомпанемент стрельбы. Постараюсь писать тебе чаще, не волнуйся, дорогая, береги себя. Крепко целую тебя и детей.

Твой С.Шаповалов.

Послесловие.

Это было посмертное  письмо Сергея Шаповалова с фронта. В тот же день он погиб. Сохранилась телеграмма, отправленная в адрес Калужского губернского правления из Действующей армии. В ней – короткое сообщение: «Поручик Шаповалов убит 23 октября при ночной атаке Двора Шукли. Полковник Раксимович».

По словам внука погибшего, старшего сына писателя Овалова, доктора медицинских наук Скальда Львовича Шаповалова, спустя некоторое время в Москву, к бабушке, Софье Николаевне,  приезжали товарищи её  мужа. Они сообщили, что  поручик Сергей Шаповалов погиб на Мазурских болотах, и оставили в доме  его походные вещи: бритву, спиртовку и маленькую подушку – «думку», обрызганную кровью. Маленький Скальд в детстве долгое время спал на этой подушке, когда у неё заменили наволочку.

Александр Полынкин