(история одной большой любви)

С утра 1 июня 1912 года в  волостном селе Фёдоровка Малоархангельского уезда  на площадь у местной Владимирской церкви начал стекаться народ. А уже   к полудню собралась здесь большая толпа   жителей, включая и детей, не только из Фёдоровки, но и окрестных деревень. Всем им хотелось поприсутствовать на важном событии – венчании старшей дочери любимого прихожанами  священника  – отца Иоанна Владимирцева (о нём я рассказал в очерке «Судьба священника»  – А.П.).

Семинарист и его любимый Огонёк

Красочную процедуру внутри храма  удалось понаблюдать только некоторым из местных жителей, но посмотреть на молодых после их выхода из церкви довелось всем желающим.

Невеста, Лариса, в венчальном наряде, была «чудо, как хороша», да и жених, на котором красовалась вышитая ею и подаренная  будущему мужу накануне свадьбы  русская рубаха, «не подкачал»: «Учитель-то, говорят, тоже сынок священника, красавец, и фамилия божественная - Преображенский», - перешёптывались бабы.

Как оказалось (ничего не скроешь в деревне), они о молодожёнах успели узнать почти всё. И эту информацию от агентства ОБС (переведу, на всякий случай: «Одна баба сказала» - А.П.) я дополню ещё более надёжной – дневниковыми записями сына-первенца  Преображенских – Дмитрия Николаевича, сделанными им в конце его земного пути:

«…Первое знакомство моих родителей произошло в 1904 году, за 8 лет до свадьбы. Маме было тогда 13 или 14 лет, а папе – 18. Так или иначе, вызывает удивление, что 18-летний юноша-семинарист (Орловской духовной семинарии – А.П.) был очарован пожизненно 13-14-летней девочкой-гимназисткой (Лариса училась в Орловской Николаевской женской гимназии – А.П.). Папа не был поэтом и даже в период влюблённости не обращался к своему кумиру с собственными стихами, беря для выражения своих чувств готовые у Некрасова, в которых позволил себе заменить авторское обращение «Друг мой» на своё – «Огонёк»:

Мы с тобой бестолковые люди:

Что минута, то вспышка готова!

Облегченье взволнованной груди,

Неразумное, резкое слово.

Говори же, когда ты сердита,

Все, что душу волнует и мучит!

Будем,  «Огонёк  мой», сердиться открыто:

Легче мир - и скорее наскучит.

Если проза в любви неизбежна,

Так возьмем и с нее долю счастья:

После ссоры так полно, так нежно

Возвращенье любви и участья...

На открытке отец написал: «На добрую память Ларачке. Твой Коля» (ноябрь 1909, 9.00 вечера).

Мама писала ему более откровенно и нежно: «Количка, родной мой. Любящая тебя Огонёк… Не забывай меня и когда будет нужно в будущем, приди ко мне на помощь в минуты тягостной жизни» (9 июня 1909).

Тут я сделаю дополнение. Лариса Владимирцева первая из шести детей священника, получив начальное образование с помощью родного отца (он был заведующим и законоучителем сразу в двух  церковно-приходских  школах  в Фёдоровке – и мужской, и женской – А.П.), в 1901 году уехала  в Орёл. В Николаевской женской гимназии она успевала блестяще, шла все восемь лет  в числе лучших учениц.

Здание Николаевской женской гимназии

Вот там, в губернском центре, когда Лариса была ещё в 3-ем или 4-ом классе, и произошло её знакомство с семинаристом Николаем Преображенским, сыном священника из села Белоголовль Брянского уезда. Короткое знакомство переросло в большое чувство  с обеих сторон.

Лариса Владимирцева была девушкой видной, умной и пользовалась вниманием не только Николая Преображенского, но и других молодых людей, некоторые из них буквально преследовали её. Снова предоставлю слово её сыну, Дмитрию Преображенскому:

«В 19 лет  Лариса закончила Орловскую гимназию с золотой медалью и уезжала в Фёдоровку, провожаемая несколькими своими поклонниками, искавшими её руки и сердца. Как она рассказывала, мой будущий отец перехитрил их всех. Когда поезд тронулся, и они на перроне махали маме, увозившей от них букеты цветов, папа вскочил на подножку вагона и уехал с любимым Огоньком.Оказывается, он заранее купил билет и, оставшись в вагоне наедине, добился от неё согласия выйти за него замуж».

«…И расстояния лишь обостряют чувства»

Однако дальнейшие события развивались  не так быстро, как хотелось бы жениху. Дело в том, что Лариса Владимирцева собиралась стать врачом и готовилась к поступлению в Санкт-Петербургский Женский медицинский институт. Но для этого ей вначале  предстояло сдать экзамены на аттестат зрелости в Орловской мужской гимназии, так как женская аттестата зрелости не давала, а без него нельзя было поступить в Медицинский институт.

На это ушёл год.  После получения аттестата зрелости главной задачей Ларисы Владимирцевой стало поступление в институт, а свадебные вопросы отошли на второй план. Как ни обидно было Николаю Преображенскому третий год ходить в женихах, но ничего не попишешь: пришлось уступить.

В 1911 году целеустремлённая Лариса добилась своего, став  слушательницей (так это тогда называлось – А.П.)  Санкт-Петербургского Женского медицинского института (будущего 1-ого Ленинградского медицинского, ныне – Санкт-Петербургская медицинская академия имени И.П.Павлова – А.П.). Жених же отправился по месту работы: священником он не стал, предпочитая  преподавание: обучал детей на станции Бежица Брянского уезда.

Вокзал станции Болва (Бежица), в этом населённом пункте учительствовал

Николай Преображенский

И только закончив первый курс мединститута, Лариса Владимирцева, наконец, согласилась пойти под венец, о чём я поведал тебе, читатель, в начале рассказа.

Вообще-то, по укоренившемуся в России обычаю, невеста приходит в дом жениха, где и проводят  свадьбу, но тут случилось наоборот, к большому неудовольствию родни со стороны жениха. Правда, он сам, дождавшись исполнения мечты, так был этому рад, что нисколько не возражал.

Остаток лета молодые провели в Фёдоровке и на родине мужа, в Жуковке и Белоголовле Брянского уезда. С началом учебного года Лариса Преображенская  уехала  в Санкт-Петербург, а свежеиспечённый супруг – в Бежицу, где продолжил учительствовать.

Период раздельного проживания  членов новой семьи  продолжался несколько лет – вплоть до окончания Ларисой Ивановной мединститута. Даже когда  в марте 1913 года у Преображенских родился сын Дмитрий, то молодая мама вскоре привезла младенца к родителям, в село Фёдоровку. Здесь, под присмотром  бабушки, деда-священника и пяти своих тёток и дядей,   рос и познавал природу  первый и потому любимый внук отца Иоанна.

Подолгу не видя друг друга, Лариса и Николай Преображенские постоянно переписывались, и тёплые эти послания вплоть до своей смерти бережно хранила Лариса, завещав их детям.

Вскоре после начала Первой Мировой войны Николай Преображенский был призван в царскую армию. Он окончил школу прапорщиков то ли в Петергофе, то ли в Ораниенбауме. На короткое время возвращался в Орёл. В семье Преображенских хранилось   фото от 22 июня 1915 года, на котором в Орле запечатлены были молодой прапорщик (одна звёздочка на погонах) с шашкой на поясе, а рядом -  жена Лариса, сын Митя и его няня.

Вскоре молодой офицер убыл на фронт. В какой части он воевал – установить не удалось, но известно, что  26 января 1916 года прапорщик Преображенский  был ранен между деревнями Тараевичи и Драбыши (Могилёвская губерния – А.П.) ружейной пулей в кисть левой руки («входное отверстие  у головки четвёртой пястной кости», - так записано в сохранившейся справке о ранении – А.П.). Наложили раненому офицеру  повязку, и 3 февраля он поступил в Петроградский тыловой рапределитель, а в марте – в лазарет комитета финансов в Петрограде. 21 мая он оправился от ранения, и отбыл на фронт, в свой полк.

Его любящая жена умудрилась регулярно навещать  мужа не только во время его нахождения в Петроградском госпитале, но потом, уже в  декабре 1916 года, добилась от военного начальства разрешения   для проезда к Николаю Преображенскому в Действующую армию, для свидания с ним.

А вскоре, в самом начале 1917 года,  получившего звание подпоручика Николая  Преображенского  перевели в тыловой город Мценск, – в 233 запасный полк. С этого времени  начался период совместной жизни  супругов – продлившийся чуть больше двух лет, которые их сын вспоминал как переполненные счастьем и особым приятным чувством спокойствия, безоблачности и радости, чего после он никогда больше не испытывал.

Четырёхлетнему Мите Преображенскому запомнился Мценск 1917 года, в котором он с родителями жил на улице Архангельской в доме Ершова: «…Небольшой тихий городок. Большой собор, городской сад и прогулки родителей в предвечерние часы вдоль железной дороги на окраине города возле какой-то церкви. В этих прогулках участвовал и я. И вот я вижу себя как бы со стороны, бегущим перед родителями… Такое комплексное состояние беззаботности сохранила мне моя душевная память. Такого полного счастья в более взрослом возрасте и до самой старости мне испытывать не пришлось…».

Вот второе воспоминание Дмитрия Преображенского о Мценске:

«…Я на плечах папы, идущего рядом с ротой солдат города и поющих «Ура, ура, ура – идём мы на врага за новое правительство, за новые права». Скорее всего, это было после Февральской революции. Полк, в котором служил папа, располагался на высоком берегу Зуши. Однажды папа меня привёз в парикмахерскую, где  меня стригли тупой машинкой, но я не плакал, потому что папа сказал, что я – будущий солдат, а солдаты не плачут. Обратно мы ехали на велосипеде. Я сидел на раме между рук отца, дорожка, скорее, пешеходная тропа, шла у самого берегового обрыва слева от реки…».

О том, как продолжилась, когда и чем закончилось счастливое время Преображенских – расскажу в заключительной части моего повествования.

(Александр Полынкин)