Н.Д. Полонская-Василенко – «Воспоминания»

Часть IV

Наталья Дмитриевна Чиркина (Мухортова)

Старшая дочь Дмитрия Петровича Чиркина, Наталья Дмитриевна, родилась в 1824 году (здесь неточность: согласно «Алфавитному Указателю Дворянских родов Орловской губернии», Наталья Дмитриевна родилась  11 июля 1825 года – А.П.). Она была лучшая из всех его дочерей. Черты лица ее были правильными, тонкий красивый нос и свежий цвет кожи, который она сохранила до глубокой старости. Единственное, что мешало ей - это чрезмерная тучность. Наталья Дмитриевна имела мягкий, добрый характер, весело, поверхностно относилась к жизни; в молодости любила веселье, танцы, а с годами - любила играть роль в обществе.

Ей было 16 лет, когда на нее обратил внимание Федор Акимович Мухортов и зачастил к Тетерье. Дмитрий Петрович Чиркин был человек старых принципов и частые визиты молодого, богатого соседа смущали его. Он просто спросил его: «Чего вы ищете в Тетерье? А если ничего не ищете, то разве вы не знаете, что бывать холостым в семье, где есть дочка "на выданье", неприлично?» Вопрос этот не застал Федора Акимовича врасплох; ответ был давно готов, но он не решался сам высказать ее. Следовательно, он теперь ответил, что бывает с честным намерением и просит отдать ему руку Натальи Дмитриевны. Дмитрий Петрович не согласился сразу, он сказал, что его дочь слишком еще молодая, она значительно моложе его и что она беднее, чем он, и обещал дать ответ через три дня.

Как теперь помню - хотя с тех пор прошло 50 лет – как у  Федора Акимовича Мухортова дрожал голос, как его красивые карие глаза наполнялись слезами, когда он много раз рассказывал мне о своей женитьбе и доходил до этого момента. Как провел он эти три дня - он не помнил. Главное - он не позволил себе перед тем сказать хотя бы слово самой Наталье Дмитриевне, он, кажется, не имел для этого и возможности, а кроме того, он боялся, что отец откажет ему и тогда он поставит ее в неприятное положение. Но все проходит; прошли и эти три дня, и Федор Акимович, «с замиранием сердца», приехал в Тетерье - и тут ждало его великое счастье: Дмитрий Петрович дал согласие на брак и позволил спросить саму Наталью Дмитриевну, которая была немедленно призвана, и тогда дед мой, в присутствии Дмитрия Петровича, просил ее руки. Тогда, кажется, Федор Акимович не так уж волновался и не имел оснований ожидать отказа.

Получив согласие, Федор Акимович помчался в Москву покупать подарки для невесты и все, что нужно для новой жизни. Он преподнес Наталье Дмитриевне ящик с бриллиантами, что тогда стоило 2000 рублей. Хорошие кольца дополняли набор вещей. Замечательный нежно-голубой штоф для мебели спальной комнаты сохранился у меня от моей матери до последних времен (им было обита моя хорошая мебель из карельской березы). И часть бриллиантов досталась моей матери, а от нее - мне, но ... они были украдены у меня в 1919 году.

Новая усадьба в сельце Липовица

Молодые супруги не захотели жить с родителями ни в Тетерье, ни в Никольском, а начали свивать собственное гнездо на новом месте - в сельце Липовце (современная деревня Мухортово, рсположенная неподалёку от райцентра – А.П), которое Федор Акимович Мухортов получил от Ольги Ивановны. Там не было барской усадьбы. Федор Акимович поселился с Натальей Дмитриевной в обычной крестьянской избе, где позже жили экономка и другая дворовая «верхушка». Липовица была живописная местность: на высоком левом берегу реки Липовица, прорезанным оврагом - начал новый помещик строить усадьбу, а его жена - сажать сад.

Дом был построен очень быстро, - на высоком холме так, что фасад, который выходил в сад, имел два этажа, а противоположный, выходивший во двор, - один. Нижний этаж был из красного кирпича - для этого построили специальный кирпичный завод. Верхний этаж был из дубовых брусьев. Некрасивый извне, он был очень неловок и внутри. Большую часть здания  отвели под «парадные» номера: Зала, которая шла поперек всего здания, была так велика, что там стояли четыре гарнитура мягкой мебели, рояль, орган, фисгармония, масса цветов и длинный стол, за которым могло сесть до 60-ти человек. Имелось две больших гостиных, огромная спальня, кабинет и две комнаты - одна для бонны-немки и детей, а вторая - для гувернантки, с которой жила моя мать. Меньшие дети, которых было много, жили с матерями («кормилицами»), няньками в полуподвальном помещении. Там же находилась кухня, и жил  кое-кто из челяди.

Если неуклюжим оказался сам дом, то еще хуже была построена вся усадьба, исходя из хозяйственных нужд. Большой дом, тот самый, в котором  жили сначала Федор Акимович с молодой женой, разделял пополам огромный двор: направо шёл большой двор перед господским домом, покрытый зеленой травой и с двух сторон окруженный высокой стеной замечательной сирени. За домом, влево, располагался огромный двор, окруженный конюшнями, коровником, возовней, амбарами, погребами, ледниками и тому подобными постройками. Таким образом, барский двор был отгорожен от всех хозяйственных построек, и господа не видели и не слышали, что делалось там.

Еще дальше, за огромным парком, был ток («гумно»), где стояли скирды хлеба, где был овин («рига»), где молотили хлеб, а в барском доме даже не было слышно шума молотилки. Можно было не ночью, а днем, не скрываясь, вывезти все, что угодно, - и господа не услышали и не увидели бы ... А там, возле барского дома, в кустах сирени всю ночь пели соловьи, доносились запахи цветов, шла спокойная, веселая жизнь ... Бабушка очень любила сад, цветы. Перед балконом был разбит огромный цветник: большой круг роз с другими цветами, масса ароматного горошка, гвоздик; чащи живописных мальв, море астр, левкоев - все это сменялось в зависимости от сезона и наполняло воздух ароматом.

Занятия Натальи Дмитриевны и Фёдора Акимовича Мухортовых

Красиво спланированные дорожки вели к реке. Большой овраг дал возможность раскинуть целый лабиринт дорожек с беседками, мостиками. Бабушка засадила несколько десятин великолепного парка и собирала, где только можно было, редкие растения; особенно любила она хвою и собрала драгоценные образцы елей, веймутов, сосен, лиственниц, можжевельника, туй, кедров и т.д.. Основой парка были вековые липы, которые остались от тех липовых лесов, что  дали название реке и сельцу; следовательно, бабушка артистично связала те вековые липы с новыми посадками. Развела она прекрасный «парник» с оранжереями, где зрели персики, а в «парниках» выращивались арбузы и дыни невероятных размеров. Огромный плодовый сад с редкими сортами яблонь, груш, массой вишен, слив, крыжовника, смородины, малины, клубники был предметом постоянного внимания Натальи Дмитриевны.

В «ведомстве» ее было и молочное хозяйство: она любила коров и завела голландских  черно-белых, с тонкими мордами; коровы эти давали много молока. Этого «ведомства» не касался Федор Акимович: он вел сельское хозяйство, но не очень восхищался им, вполне полагаясь на старост. Он больше любил конский завод, и, правда, лошади Мухортова славились в уезде. Утром, верхом, он объезжал поля, смотрел, как там косят или пашут; вечером приходили старосты из разных имений и давали информацию. Он на некоторых из них кричал, кого-то хвалил (равно - без оснований). Я любила ребенком смотреть, как летом из хуторов - Александровки, Галемы, Козловки, Ржавца, самого Никольского - пригоняли на барский двор табуны лошадей: дед осматривал их, беседовал со старостами, конюшенными, и, если был доволен, то подносил им собственной рукой водку в серебряном стаканчике (примерно половина чайного стакана). Если не был удовлетворен, то водкой не угощал.

«А ну, малый, - кричал он, - разорили - подведи мне серого, или гнедого» (здесь добавлялось имя). Если лошадь шарахалась от пастуха, то судьба такого пастуха была уже решена:

«Ты, брат, коней не любишь, а они тебя не любят. Ищи, брат, себе другое место », - заявлял Федор Акимович.

Если же лошадь давала подходить к себе, смирно стояла, пока держали его за гриву, - дед мой был вполне доволен - и рюмка водки была тогда обеспечена ...

Я зашла далеко, но думаю, что и за 60 лет до этого хозяйство шло так же.

Помещичий быт в Липовице

Мухортовы  вели установленный порядок жизни: Федор Акимович и Наталья Дмитриевна вставали в 8-м часу, пили кофе, после того он ехал по хозяйству, а она летом шла в сад. Обедали в 3-м часу, пили чай в 6-ом, а ужинали в часу 11-ом. Так продолжалось все время.

Я хочу остановиться здесь на некоторых вопросах, характерных для той эпохи; вопросах, идущие в разрез с общими представлениями. Ни в Липовице, ни в Тетерье не употребляли, в обычных условиях, вина. К обеду подавали Федору Акимовичу маленький графинчик некой «настойки»; на столе стояли большие графины с водой и прекрасным хлебным квасом. В торжественных случаях подавали различные наливки, главное - сливянку и вишневку, или малиновку, смородиновку из черной смородины. Вина подавались очень редко и в ограниченном количестве. Также все, что покупалось в городе, - соленая рыба, икра, сладости - все это считалось предметами роскоши и употреблялось очень бережно. Все, что подавали, было продуктом собственного хозяйства. Только в пост привозили бочками соленую рыбу.

Надо отметить еще одну характерную черту: в противоположность украинским хозяйкам, помещицы середины XIX в. проявляли равнодушие к кухонным делам. Никогда не слышала я от моих теток, бабушки любых воспоминаний, связанных со стряпнёю, изготовлением каких-либо блюд, печенья и т.п.. Я глубоко уверена, что моя бабушка, равно как и ее мать, никогда не переступали порога кухни и совершенно не знали, как изготавливают то или иное блюдо. Для того были хорошо обученные повара, были «ключницы» - экономки; в более зажиточных хозяйствах были кондитеры. Эта черта очень характерна, она отличает среднероссийский помещичий строй от украинского. То, что мои наблюдения не случайны, можно проверить на примерах из разных романов, прежде всего, у Тургенева и других.

В Липовице часто бывали гости; приезжали утром, обедали; вечером играли в карты, танцевали. В большом зале зажигали люстру и «кенкеты» с восковыми свечами, и при их дрожащем свете раздавались звуки рояля, или органа, или фисгармонии. Шелковые платья дам и барышень, как цветник, сплетались в плавном «лансье» или развевались в мазурке. Наталья Дмитриевна любила танцы и не имела равных себе в мазурке. Хорошо танцевал и Федор Акимович.

Не раз в большой карете на круглых рессорах, шестеркой добрых коней, выезжали Мухортовы к соседям. «Натягивай постромки», - звучал, бывало, голос кучера с высоких передков форейтора, - и плавно качалась карета, и несли ее кони туда, где встречали радостно молодых, веселых гостей ...

... И снова танцевала Наталья Дмитриевна и очаровывала своей грацией и красотой.

Мухортовы не только развлекались и танцевали - они много читали. Огромный книжный шкаф, который застала я уже в значительной степени опустошенным, шёл вдоль всего коридора - от залы до девичьей комнаты, и имел в себе огромные сборники французской литературы XIX в. - романы Жорж Занд, отца и сына Дюма, Эдгара По, Гюго, Альфреда Мюссе, Бальзака, Мериме; журналы, переводы Фенимора Купера, Диккенса, Вальтера Скотта, Байрона - французских, а также,  российских авторов, начиная от Карамзина; были и российские журналы - от «Вестника Европы» «Современника» - до  «Отечественных Записок». Все эти книги имели видимые следы того, что их много читали: страницы загнуты, иногда рваные, с отпечатками пальцев, на страницах пометки карандашом ... Среди этих книг я нашла «Колокол» Герцена за  1859 год, с подчеркнутыми статьями, в которых упоминались имена Чиркина и Федора Акимовича как достойных уважения людей, выступивших против жестоких к своим крепостным помещиков, не побоялись выступать против влиятельных титулованных особ.

... Наступал вечер. Мелькало  пламя восковых свечей, оставляя в сумерках уголки большой залы. В любимом уголке, за высокими цветами, в удобном кресле садилась Наталья Дмитриевна с плетением кружева в руках. Против нее, отделенный от нее столиком карельской березы, садился Федор Акимович и читал ей трогательный роман Жорж Занд или Вальтера Скотта, и она внимательно слушала, и слезы наворачивались на ее серые глаза ... Федор Акимович читал хорошо, он любил читать, и много раз видела я сама, как моя старенькая бабушка слушала, как он читал ей новый роман или публицистическую статью - и как она всем своим лицом реагировала на чтение ... А он, потеряв ее, не раз со слезами на глазах рассказывал мне, как коротали они зимние вечера, читая вдвоем ... Федор Акимович так любил и привык читать все ей, что даже когда сам читал, «о себе», а не ей, то также читал громко.

Самым любимым у Федора Акимовича  был русский автор Щедрин, и он часто перечитывал его произведения. Надо сказать, что он и сам  был «грешен» в литературе:  любил писать стихи, хотя не имел к тому никаких способностей. Те стихи имели, в основном, «обличительный» характер: например, в стихах тех встретить можно было  такие «перлы»:

«Жаль, что умер Гоголь,

Он доказал бы им,

Как вреден алкоголь» ...

или - «Наша молодежь стала кланяться затылком» ...

Он был скромный автор и никогда не признавался, что это его стихи, но всем было ясно, кто этот автор: во-первых, потому было ясно, что тема, затронутая в них, «выдавала» его, а во-вторых, потому, что он, начиная читать новые стихи, добавлял, что получил их «от одного знакомого» ...

Значительно позже сделала попытку литературного труда и Наталья Дмитриевна: когда я была маленькой девочкой, то она начала переводить для меня иностранные песни,  говорили, что они были очень хорошие.

Федор Акимович занимал оригинальное положение в уезде. Он никогда не имел выборных должностей в дворянских учреждениях; так же и в земстве. Достаточно состоятельный, он жил для себя и не хотел ничем себя связывать. О нем можно сказать, что он занял позицию «независимой  оппозиции». Он искренне сочувствовал реформам 60-х годов, особенно - освобождению крестьян. Он участвовал в комитетах, разрабатывавших реформу. Надо сказать, что в хозяйстве Мухортова (равно как и Чиркина) никогда не употребляли чрезмерного труда. Возможно, что в «горячке» Федор Акимович мог, разозлившись, дать «пощечину» кому-то из рабочих, но никаких «порок» на конюшнях не было. Не было и женских работ - вышиваний, кружева и т.д.. Сама реформа прошла тихо и мало изменила хозяйственный уклад. После освобождения большая часть прислуги осталась на старых должностях, а также я еще застала в Липовице бывших крепостных. Среди них первое место в дворцовом хозяйстве принадлежало Александре Петровне, маленькой, старенькой женщине, что в мое время была «ключницей». Она была из Тетерья, откуда привезла ее Наталья Дмитриевна как приданое, и Александра Петровна была сначала ее горничной, а затем была повышена до «ранга» коморницы.

Начало фотографий  к этой части смотрите вначале в статье «Мухортовы»  на странице «История Покровского края».

(Продолжение...)

Главная → История Покровского края →☺