25 и 27 июля 2018 года на сайте «Мастера» был опубликован в двух частях мой очерк, посвящённый  известным малоархангельским дворянам Пигаревым. Об этом семействе я писал не раз, но так вышло, что ещё один мой материал, имеющий отношение к ним, появился достаточно давно, девять лет тому назад,  (15 ноября 2011 года – А.П.) на сайте «Малоархангельск.Ру», и назывался он -  «Карабах – во спасение». В тот же день его опубликовала и «Орловская правда», но под названием – «Конь-Огонь» (почему – читатель поймёт чуть позже – А.П.).

Но на сайте «Мастера» он ни тогда, ни в 2018 году  не появлялся. Я как-то упустил его из виду. Но, видно, так угодно было судьбе, и в 2020 году потребность в нём возникла в связи с событиями, разворачивающимися на наших глазах в Нагорном Карабахе. О них я говорить не буду, благо СМИ это делают регулярно. А вот свой девятилетней давности очерк я сейчас приведу, ничего в нём не меняя.

«Слова «Карабах» и «война», с конца 80-ых годов XX века, в сознании многих граждан Советского Союза, а потом и России слились воедино. С тех пор два кавказских народа вот же почти 30 лет никак не могут решить проблему, кому же должна принадлежать территория, протянувшаяся от Малого Кавказского хребта до равнин у слияния Куры и Аракса.

А между тем, в Российской империи XIX века слова «Карабах и Карабахский» воспринимались с другим, гораздо более мирным содержанием. Вот об этом та история, которую я хочу рассказать.

Легенда о Карабахе

Услышал я её от ушедшего в мир иной несколько лет тому назад старожила вымирающего покровского села Трубицино. Дед Алексей прошёл войну, а возвратившись, потом всю жизнь проработал в местном колхозе конюхом. Однажды мы беседовали с фронтовиком о «боях-пожарищах, о друзьях-товарищах», а потом, когда расспросы о войне закончились, он вдруг переключился на совсем другое.

«Знаешь, сынок, почему вот эта часть нашего села Пигаревка называется? Барин у нас тут жил – по фамилии Пигарев, и мой дед у него конюхом служил. А лошади у барина были, каких ни у кого в округе не было. Это мне отец сказывал, а ему - дед».

Дальнейший рассказ ветерана я перескажу уже своими словами, без его эмоциональных подробностей. Итак, лет сто пятьдесят тому назад поселился в здешнем селе Александровском (так в те годы Трубицино звалось) новый помещик по фамилии Пигарев. Женился он на местной барыне и в имение к жене переехал. Помещиком Пигарев оказался небогатым, и единственное имущество, которое он с собой привёз, вернее, въехал на нём в поместье, - был конь невиданного в здешних краях цвета – золотой, как солнце.

Через месяц трубицинские крестьяне знали о барине всё. Что он откуда-то из Малороссии, служил в кавалерии, воевал на Кавказе. А там однажды спас от верной смерти местного хана – союзника русских, и тот в благодарность подарил Пигареву этого золотого коня из своих личных стад. Потом, будучи младшим офицером, барин воевал в горах, и этот конь теперь сам вынес его из такого пекла, из какого он уже и не чаял выбраться. С тех пор Пигарев души в своём золотом жеребце не чаял, берёг его, лелеял и холил (злые языки в Трубицино говаривали, что коня он любит больше жены, которая ему богатство принесла).

Впрочем, новый барин оказался совсем не злым и не заставлял крестьян на своих полях горбатиться с утра до вечера. Родился вскоре у молодых хозяев сынок, а через год барыня снова беременною была. Но в этот раз трудно беременность переносила, и решил Пигарев к ней доктора из Малоархангельска привезти.

Зима в тот год суровая и снежная была, и волки в округе лютовали. И когда помещик полпути уже преодолел и к реке Сосне подъезжал, волчья свора за ним и конём увязалась. Ни ружья, ни пистолета в спешке Пигарев не захватил, и единственную надежду возложил он на верного Карабаха (так звали золотого красавца-жеребца). По ровной дороге, совсем было, волчья стая догонять их стала, но тут пошли спуски и подъёмы на нескольких больших оврагах, и конь показал здесь всю мощь, прыть и резвость. Удалось от волков оторваться, но, к несчастью, в бешеной той гонке надорвался Карабах.

Жену и ребёнка (девочка родилась) привезённый Пигаревым врач спас, а вот золотой жеребец, проболев до весны, скончался тихо перед самой Пасхой. Уговорив местного священника, помещик похоронил Карабаха недалеко от границы сельского кладбища и долго потом горевал, приходя к нему на могилу.

Конь Хан Карабахской породы

(картина Николая Сверчкова, 1865)

А с началом лета уехал вдруг Пигарев из поместья, и не было его почти полгода. Вернулся же не один, а с целым табуном лошадей таких же невиданных мастей, как и скончавшийся Карабах. Два жеребца пылали золотом, а среди десятка кобылиц были огненно-рыжие, лимонно-жёлтые и с серебристым отливом. Конюшни к моменту возвращения помещика уже были готовы, и заселились в них привезённые лошади. Оказалось, что на Кавказе побывал Пигарев, с родственниками скончавшегося хана договорился и лошадей у них то ли купил, то ли они ему за его заслуги подарили.

Вот так в Трубицино появился конный завод лошадей с Востока, на котором стал работать конюхом дед нашего рассказчика. Одного из жеребцов Пигарев снова назвал Карабахом.

Общаясь с приведёнными лошадьми, повеселел помещик, снова стал жизнью интересоваться, детей своих пытался к лошадям приучить. Но, к его огорчению, ни один из сыновей лошадником так и не стал.

Просуществовал завод лет двадцать, и полюбоваться на золотых скакунов приезжали помещики-соседи, некоторые из них пытались купить или выменять лошадок у Пигарева, но тот сразу и решительно отказывал.

Когда умер помещик, то спустя какое-то время к вдове приехали черноволосые и смуглые гости, поговорили с ней о чём-то и уехали спустя сутки, уводя с собой два десятка пигаревских красавцев.

Так и закончилась история невиданных для здешних мест восточных лошадей, и никогда больше золотокожих скакунов не видали ни в Трубицино, ни во всём Малоархангельском уезде.

«Бесценной масти, золотой…»

А совсем недавно в моих руках оказалось «Военно-статистическое обозрение Российской империи», изданное в 1853 году в Санкт-Петербурге (Т.VI, ч.5 – по Орловской губернии), в котором я познакомился со списком конских заводов, имевшихся на тот период и во всей губернии, и в Малоархангельском уезде, в частности. Среди перечисленных заводов значился там и принадлежавший штабс-капитану Пигареву.

Как думаешь, читатель, лошади какой породы разводились только на его заводе, единственном из ста трёх по Орловской губернии? Да-да, карабахской, а также близких к ней ширванской и персидской пород. И всего у помещика Пигарева в 1853 году имелось 18 лошадей (из них два чистопородных жеребца и 13 кобылиц-маток).

А начиналась история этих скакунов там, на Кавказе, в Карабахском ханстве, где правители смотрели на своих лошадей, «как на дар Божий, их династии дарованный, которым торговать нельзя, а можно уделять смертным в знак дружбы и признательности».

Уверен, что вот эти строчки из лермонтовского «Демона» не раз читал себе штабс-капитан Василий Пигарев, гарцуя на любимом жеребце, доставшемся ему в подарок:

«Под ним весь в мыле конь лихой

Бесценной масти, золотой.

Питомец резвый Карабаха»…

Конь Карабахской породы Заман

(с марки почты Азербайджана, 2006)

Этот Карабах, лично мне, гораздо ближе того, что вошёл в наше сознание за последние годы.

Александр Полынкин

• О том, как помещик Алексей Трубицын пытался наследство умершего брата отсудить
• О «ликвидации» помещичьих имений в 1918 году по Жёрновской волости (часть вторая)
• От Пигарёвых – к Злыгостевым и Гжельским (история одного старого фото)