В начале февраля на почту Покровской средней школы пришло письмо следующего содержания (цитирую – А.П.):

«…Меня зовут Эугэниюс Бунка, я журналист из Литвы.

Всю жизнь в родне мы знали, что наш дедушка Бунк Лейба Иоселевич третьего марта 1943 года пропал без вести, воюя в составе 16-ой Литовской дивизии. Как старый и опытный солдат, прошедший бои 1918-1919 годов, он ушел на фронт вместе со своим сыном – моим отцом Яковом, чтобы его уберечь. Как в воду глядел. Под Алексеевкой моего отца ранило, с поля боя его вытащил с обозом подъехавший его отец, но сам погиб.

Сегодня на сайте foto.pamyat-naroda.ru я разыскал дедушку и к моему удивлению узнал, что он не пропал без вести, а похоронен в деревне Кубань! Можете себе представить, каково это узнать через 77 лет!

Я кинулся в интернет, увидел там директора Покровской средней школы и краеведа Александра Полынкина и, естественно, навестил сайт вашей школы.

Может, вы мне поможете найти Александра Полынкина или посоветуете как узнать, есть ли на братской могиле фамилия моего дедушки.

Огромная вам благодарность за помощь.

С уважением, Эугэниюс Бунка».

Администрация школы переслала письмо мне, я ответил Эугениюсу, попросив его прислать фото своего отца и – если можно – рассказать о нём. Эугениюс прислал второе письмо с фотографией и написал (снова цитирую – А.П.):

Уважаемый Александр Михайлович,

огромная вам благодарность за подтверждение случайно узнанной новости. Это стало неожиданностью для всей родни. Сейчас, вспоминая деда, который погиб за семь лет до моего рождения, будет куда, хотя бы мысленно, обратить свой взор. Было бы очень трогательно получить снимок могилы и распостранить всем потомкам дедушки.

У меня есть небольшая статья о дедушке, в которой упоминаю и отца. Я готов сейчас же сесть за перевод, но туговато со временемм. Как только освобожусь, переведу и вышлю вам…

С уважением

Эугэниюс Бунка».

А ещё спустя несколько дней Эугениюс прислал обещанный очерк под названием «Дважды доброволец Лейба Бунка», с которым я предлагаю ознакомиться всем нашим читателям (А.П.)

Лейб Бунка в Плунге около 1921 года

В 1895 году в литовском городке Шилале в семье кантора Иоселя Бунки родившийся сын Лейба и его младший брат Давид рано лишились родителей. Точно неизвестно, но в родне ходят слухи, что сирот братьев приютили родственники Израиль и Гита Эфросы.

Израиль учился в Берлинском университете, был химиком, Гита – зубной врач. Некоторое время они жили в Плунге, здесь первого ноября 1914 года родился будущий заслуженный врач Литвы, Почетный член обществ хирургов сердца и грудной клетки Вильнюса и Литвы, первый в Литве сделавший плановую операцию сердца в 1958 году сын Борис.

Эфросы переехали в Шилале, растили Лейбу и Давида, который стал педагогом и журналистом.

Кажется, была еще и в 1907 году родившаяся сестра Хая-Хасе. Может быть, что сиротой она стала совсем маленькой, ее растили кто-то из родственников или бездетные евреи.

Что пути братьев и сестры пересекались – известий нет. Только более чем через сто лет из архива случайно всплыл документ, свидетельствующий, что 15 апреля 1932 года она получила внутренний паспорт Директории Клайпедского края с номером 97422.

Была ли Хая-Хасе младшей сестрой Лейбы Бунки, можно только догадываться.

Но ее отчество и место, дата рождения  позволяют так думать.

Когда Лейбе было 22 года, в Литве начались большие перемены, принесшие стране независимость. Но ее еще надо было защитить. Лейба был одним из первых, записавшимся добровольцем в литовскую армию, участвовал в боях. Позже он шутил, что получил русскую шинель, немецкие сапоги а воевал и против большевиков, и против немцев.

Видимо, парень из Шилале был грамотным бойцом, если он после боевых действий не вернулся домой, а был направлен в Плунге создавать пограничную жандармерию.

В то суматошное время из всех щелей ползли разбойники, воры, контрабандисты, так что работы жандармам было вдоволь. Даже говорят, что в Плунге образовались две – еврейская и жэмайтская конкурирующие мафии. Когда жандармы стали наступать им на пятки, банды объединились, но долго не продержались.

А Лейба встретил Таубе, 28 декабря 1920 года они поженились.

Дом, построенный родителями Таубе в районе бедняков Плунге, стоял до 2018 года. Малюсенький, но в нем помещались и молодожены, и родители, хватало места и для престарелой родственницы и огромной печки, в которой родители Таубе пекли бублики для продажи.

Отец Таубе в окрестностях славился тем, что лечил людей заговариванием. Его внук, сын Лейбы и Таубе Яковас рассказывал, что в дверную щель наблюдал за дедушкой, пальцем водившим вокруг бутылки с водой и что-то шептавшим. Потом эту бутылку отдавал больному или его провожатым, объясняя, что с водой делать. А от вознаграждения наотрез отказывался, ибо оно уничтожит силу заговора.

Но когда больной выздоравливал, подарки принимал. В доме появлялись такие деревенские вкуснятины, какими детей баловали только по праздникам.

Яков все упрашивал дедушку и его научить лечить людей, но получал только обещание сделать это, когда дедушка будет очень стар.

Но не сбылось. Его вместе с бабушкой и младшей сестренкой Якова убили в самом начале войны в Скаудвиле, куда они поехали навестить туда замуж ушедшую дочь. Свою тайну дедушка унес в могилу.

Но это было позже, а с начала двадцатых прошлого столетия Лейба и Таубе в маленьком доме растили четырех дочерей и двух сыновей.

Семья Лейбы Бунки в Плунге в 1924 году. Слева: дочь Дина, Лейба, его брат Давид, сын Яков, жена Таубе

Брат Давид тоже перебрался в Плунге. К красивому парню девушки липли как мухи к меду, одна по причине безответной любви даже пробовала покончить с собой. Чтобы уйти подальше от греха, Давид сел на корабль и уплыл в США, там создал семью, умер в Нью-Йорке в 1976 году.

Яков Бунка в своей книге воспоминаний „Еврейская страница истории Плунге“ писал: „Моего отца Лейбу вся Плунге приглашала на вечеринки, свадьбы или празднования юбилеев веселить гостей, проводить игры. Он мог экспромтом создать песню или стих об участнике праздника по его внешности или особенностям характера, знал много песен и басен, красиво пел и рассказывал. Был грамотный, писал людям прошения и ничего за это не брал.“

В Лейбе воплощался типичный еврей, умеющий найти выход в самых сложных ситуациях и даже пошучивать над ними.

Его младшая дочь Хана помнит, как, уходя на восток от наступающих немцев, беженцы остановились на отдых у заброшенного поместья. Лейба пошел осмотреться, а вернувшись, велел всем уходить, потому, как нашел свидетельства, что здесь был красноармейский штаб и полагал, что немцы знали о нем и будут бомбить.

Усталые люди роптали, но, уйдя всего с полкилометра, услышали вой самолетов и звуки взрывов. Тогда они признали военную смекалку Лейбы.

Другой раз был трагичнее. Немецкие самолеты обстреляли колонну беженцев, Хана со старшей сестрой Хеной спрятались под дохлой лошадью. Нашедший их отец шутил, что его дочерей спасла незнакомая кобыла.

В 1928 году правительство Литвы выполнило свое обещание добровольцам борьбы за независимость страны: наградило медалями Независимости, дало строительные материалы для постройки дома, по лошади, Лейба получил восемь гектаров земли в предместье Плунге.

Свидетельство о награждении Лейбы Бунки

медалью Независимости Литвы

В жизни сельским хозяйством не занимавшийся и опыта не имевший Лейба не решился начать крестьянский быт. Землю сдал в аренду, лошадь и строительные материалы продал, нашел работу на текстильной фабрике в Клайпеде, купил домик и переехал с семьей туда. По данным музея Малой Литвы, рабочий Лейба Бунка в 1935 году жил в первом доме по улице Аукштойи.

Можно предположить, что сестра Хая-Хасе, всего три года назад получившая внутренний паспорт директории Клайпедского края, ходила по тем же улицам города, но они друг о друге ничего не знали. Какова ее судьба – неизвестно.

Дети ходили в школу, Таубе занималась ими и по хозяйству, Лейба содержал семью. Казалось, что жизнь сложилась хорошо, несмотря на выпады немцев против Литвы и евреев. Дети дружили с немецкими ровесниками, свободно говорили на немецком.

Но Лейба активно участвовал в Союзе Добровольцев Литвы, поэтому попал в немилость у местных немецких организаций и даже в их черные списки.

Однажды вечером пришла соседка-немка и сказала, что слышала, что этой ночью будут арестовывать всех членов Союза Добровольцев Литвы. В тот же вечер Лейба пешком по шпалам отправился в Плунге, а на следующий день нанял извозчика привести семью.

Нашел работу на лесопилке. Уходил на работу на неделю, в лесах Стальгенай принимал поваленные деревья, грузил в сани или на повозки и отправлял в Плунге.

Осенью тридцать девятого в городе появились интернированные солдаты из немцами и СССР занятой Польши. Один из них был избежавший расстрела под Хатынью офицер-еврей. С ним познакомилась и за него вышла замуж старшая дочь Лейбы и Таубе Дина.

Сыну Якову все предвещали карьеру раввина, но вернувшись в Плунге, он пошел учиться к столяру Шоблинскасу.

А Лейба и при советской власти работал на лесопилке.

Рабочие национализированной лесопилки в 1940 году.

Лейба Бунка сидит второй справа в первом ряду

В воскресенье 22 июня, когда немцы вторглись в СССР, семейный совет был очень коротким. Муж Дины, Лейба, Таубе взвесили поведение немцев с евреями в Польше, Клайпеде, Лейба – еще и в Клайпеде слышанную, бред сумасшедшего напоминающую речь Гитлера, и все взрослые решили, что надо уходить от надвигающейся угрозы. Родители Таубе гостили в Скаудвиле, оставалось только молиться, чтобы они уцелели.

Но самые горькие опасения сбылись с лихвой.

А в то воскресенье, в первый день войны на территории Литвы, город провожал уходивших. Бездетные Шоблинскасы со слезами прощались с Яковом, еще несколько семей беженцев благословляли остающихся, предчувствуя, что больше их не увидят.

До Даугавпилса больше трех сотен километров шли пешком под градом пуль и бомб из немецких самолетов, оставляя погибших, теряя и вновь находя потерявшихся.

После одной бомбежки потерялись и Дина с мужем, не найдя своих, решили податься на юг, оказались в Самарканде, там муж Дины умер с голоду.

Только через полтора года Лейба получил ее письмо и узнал, что дочь жива.

„Милая и дорогая Диненка, чтобы ты жила … У меня сегодня большой праздник, получил твое письмо. Дождался, могу читать твоей рукой написанное. Я плакал от счастья, что ты нашлась. Эти восемнадцать месяцев жизнь мне была не мила, все думал, куда тебя унесло, но, слава Богу, что можем друг друга слышать. Думаю, еще увидимся, но Бог знает …“,- писал он в январе сорок третьего.

Но это было позже, а в Даугавпилсе Лейба и Таубе с детьми нашли место в поезде на восток, на станциях меняя вещи на пищу, очутились почти за пять тысяч километров от дома, в деревне Ворошиловка Болотнинского района Новосибирской области.

Жить, определив им баньку, принял ссыльный украинец. Только после войны выяснилось, что Лейба с семьей за то, что был добровольцем и активно участвовал в их союзе, был включен в списки ссылаемых в Сибирь, но там он оказался совсем по другой причине.

Надежда, что до восемнадцатого дня рождения Якова в декабре война закончится, тлела, Лейба полагал, что она будет долгой и жестокой.

Ирония судьбы в том, что она все же распорядилась Лейбе стать крестьянином: в колхозе он присматривал за лошадьми. Вместе с ним это делал и Яков, с которым судьба тоже заигрывала: войну он закончил кавалеристом, разведчиком Донского казачьего кавалерийского корпуса.

Повестку в армию он получил в самом начале сорок второго.

Тогда создавали 16-ю Литовскую дивизию и всех, кто имел какое-либо отношение к Литве, даже ссыльных, брали туда.

Лейбе было уже под пятьдесят, в армию его не брали. Но вдруг он семье объявил, что одного Якова не пустит, ибо без отца – опытного солдата – он пропадет. Все уговоры были тщетны. Лейба пошел в военкомат и второй раз в жизни стал добровольцем. С условием, что его определят туда же, куда и сына.

Его пророчество почти сбылось. В середине февраля сорок третьего дивизию без подготовки к бою кинули в атаку на укрепления немцев.

Поле под Алексеевкой в Орловской области стало не только местом боевого крещения, но и тотальной гибели солдат дивизии. Историки посчитали, что с 20-ого февраля по 20-ое марта из 9900 солдат и офицеров погибло 5218, из них 4064 – из Литвы, 3215 было ранено, 159 пропали без вести.

После неудачной атаки в снегу на лютом морозе остался лежать и раненый Яков. Его искал, нашел и на плечах в санитарную часть отнес отец Лейба.

„Знаешь, женушка, я не в силах описать, что творится. Думайте, что вы никогда не сможете вообразить. Дорогая, я вытерплю за всех. Мне уже сорок восемь, но должен идти даже больной…“,- писал он.

Яков оказался в госпитале в Златоусте, а Лейба восьмого марта – всего через несколько дней после выполнения своего же пророчества - спасения сына, погиб. Семья получила извещение „пропал без вести“.

Семьдесят семь лет родные не знали, где его могила. Только в 2020 году на сайте Министерства обороны России с опубликованными рассекреченными документами всплыла его фамилия. Один из документов гласит то же самое – Лейб Бунка „пропал без вести“, но в другом черным по белому написано, что он покоится в братской могиле „60 метров южнее школы деревни Кубань Столбецкого сельсовета Покровского района Орловской области“.

Хотя в одном документе с незначительной ошибкой написано отчество, сомнений нет, потому что погибший - из Плунге, совпадают и даты рождения, и гибели, и место призыва. Да и фамилия довольно редкая.

Вот так. Теперь его потомки знают куда, вспоминая отца, дедушку, прадедушку и прапрадедушку обращать взоры.

Извещение, что Лейба Бунка пропал без вести.

Братская могила в деревне Кубань Столбецкого сельсовета Покровского района Орловской области,

где покоится Лейба Бунка

Почти одновременно с извещением, семья получила всего за четыре дня до гибели написанное письмо, в котором он не упомянул о ранении сына. Знал, что Яков напишет из госпиталя, в Сибири оставшимся не надо будет гадать, выжил ли он.

„Таубочка, Таубочка, как хорошо, когда все вместе, но надо надеяться, может Бог даст, снова свидимся. Не плачь, все будет хорошо, пиши своей рукой …“,- успокаивал уже погибший дорогой человек.

Позже чем Яков в армию призванному младшему сыну Лейбы досталась такая же судьба. В конце войны из Кенигсберга он писал, что бьет немцев и верил в скорое возвращение, но скоро пришло известие о его гибели.

Сразу после войны в Плунге вернулись только женщины – жена Лейбы Таубе, дочери Дина, Хене и Хана. Яков, оставленный служить в Германии, вернулся только через два года.

„Если бы не война, мой муж жил бы сто лет“,- повторяла жена Лейбы Таубе.

Она знала, что говорит. Как две капли воды на отца похожий сын Яковас почти исполнил ее пророчество: жил девяносто один год.

Яков Бунка в 1945-ом и в 2012-ом

Автор - Эугэниюс Бунка

• Второй этап освобождения Покровского района (продолжение)
• Второй этап освобождения Покровского района (окончание)
• В Покровском районе перезахоронили жертв фашизма
• Презентация книги Александра Полынкина «Покровский край в годы Великой Отечественной войны»
• О Викторе Быстрове из 16 Литовской дивизии
• О Василии Громове из 399 стрелковой дивизии и Дне Победы
• Родственники Бурана Нсанбаева на Орловщине
• Новый знак на линии фронта
• Младший лейтенант Шумихин из 143 стрелковой дивизии
• Из Отрады – на Покровское кладбище