К 79-й годовщине освобождения Покровского района и Орловщины

В канун очередной годовщины освобождения Орла и Орловщины от немецко-фашистских захватчиков мой старый друг Алексей Кондратенко прислал мне две очень интересных для меня ссылки: первая касалась приказа по 156 стрелковому полку 16 Литовской дивизии, а вторая – представляла собой интервью бывшего разведчика этой дивизии – Ингелиса Хаскеля Мееровича, данного им уже в Израиле, куда выехал он на постоянное место жительства.

Начну с интервью. Оно достаточно большое, и я приведу вторую его часть, касающуюся непосредственно боёв 1943 года.  Но для начала – несколько слов об Ингелисе Мееровиче. Он родился 2 мая  1920 года в Литве, в еврейском местечке Варена, в многодетной (три сына и пять  дочерей) семье религиозного учителя. В 1936 году  закончил учёбу в еврейской гимназии в Алитусе и уехал в Каунас, к старшему брату Эйзеру, который учился там в университете.

В Каунасе Ингелис познакомился со своей сверстницей, Любой Альтман, - подпольщицей и связной ЦК Компартии Литвы. Вскоре и сам Меерович вступил в компартию и стал связным Центрального Комитета. В 1940 году Ингелис был призван в Красную Армию и отправлен в Каунасское управление НКВД, в 3-й спецотдел, который боролся с немецким шпионским подпольем и немецкой агентурой.

С началом войны  Меерович был эвакуирован в тыл, оказавшись, в конце концов,  в формировавшейся в Горьковской области 16 Литовской стрелковой дивизии.

А теперь я процитирую часть интервью, которое Ингелис Меерович дал в Израиле Г.Койфману  (Г.К.).

«Г.К. - Когда Вас призвали в Красную Армию, в 16-ую Литовскую СД? Как Вы лично отнеслись к призыву?

Х.И.- Когда в январе 1942 года я получил повестку на призыв, то был очень рад самому факту, что ухожу в армию. Во–первых, я хотел воевать и мстить фашистам. Во – вторых у меня накануне в Горьком украли все вещи, деньги и продуктовые карточки, и, если бы не призыв в армию, не знаю, как бы выжил. На призыве меня зачислили в 5-ую стрелковую роту 156-го стрелкового полка. Этой ротой командовал лейтенант, еврей из Биржая, уже успевший закончить в России пехотное училище. Но уже в апреле 1942 года я попросился добровольцем в формируемый взвод полковой разведки и был в него зачислен.

Г.К. - Что представлял из себя взвод пешей разведки 156-го СП? Кого туда отбирали? Какую подготовку успели получить полковые разведчики до отправки дивизии на фронт?

Х.И. - Взвод полковой разведки насчитывал сначала 46 человек и командовал нами младший лейтенант Вацловас Бернотенас, будущий Герой Советского Союза. Бернотенанс был спокойным, образованным и культурным человеком, до войны успел окончить университет в Литве, а после начала войны попал на ускоренный курс военного училища где-то в Сибири.

Помощником командира взвода был бывший партийный работник из Тракая Габшавичус, но самой колоритной фигурой во взводе был бывший моряк торгового флота Глямжа, литовец из Клайпеды, который часто рассказывал нам как ходил по морям по всему миру.

Евреев в полковой разведке было немного. Мой близкий друг Рахмил Бреннер, разведчик Рацин из местечка Бутримонис, Пайперт из Паневежиса, Боркум.

Из литовцев мне запомнились Аршвила, бывший батрак, жемайтиец Драсютавичус, который до прихода Советской власти в Литву был простым пастухом. Очень боевым парнем был Алексунас. Были среди нас и русские из Литвы, например, Мурников из Кедайняй, которого впоследствии сняли с фронта на партийную работу.

Конечно, не все из 46 человек состоявшими по списку в нашем взводе, были боевыми разведчиками. Хватало и «мертвых душ». Например, у нас числился часовой мастер Гебелевичус, который неотлучно находился при штабе полка и еще один «тыловой», музыкант.

Судьба перечисленных мною бойцов из нашего взвода сложилась по- разному.

Глямжа погиб в первом бою под Алексеевкой на моих глазах вместе с комиссаром полка, там же при бомбежке был тяжело ранен Иозас Габшавичус (после войны он был директором спиртзавода в Каунасе). Под Змиевкой был тяжело ранен Пайперт, и после госпиталя был комиссован как инвалид. В 1945 году Пайперт вернулся в Литву и стал создавать детский дом для еврейских сирот, ездил по дальним хуторам, разыскивал еврейских детей, спрятанных в оккупацию литовцами, и воспитывал их. В одну из таких поездок Пайперт был убит «лесными братьями». Рахмил Бреннер погиб на моих глазах в разведке боем под Никитовкой 25/6/1943.

Там же был тяжело ранен командир нашего взвода Бернотенас, получивший за этот бой звание Героя… Боркума отозвали с фронта в распоряжение Совнаркома Литвы..

Г.К. – А как Вы оцениваете специальную подготовку взвода полковой разведки?

Х.И. – Не было у нас никакой особой подготовки. Мы умели ориентироваться на местности, и в боевом отношении были подготовлены чуть лучше обычных пехотинцев.

Но как взять «языка» нас до прибытия на передовую никто не учил, никаких тренировок по нашему профилю не было…

И взводный Бернотенас как командир разведки в начале 1943 года был слабо подготовлен, он просто не мог понять, что от нас хотят.

В первых боях под Алексеевкой получилось так. Ядро полка составляла рота автоматчиков из 120 отборных комсомольцев, и эта рота всегда находилась рядом с полковой разведкой.

Вот нас вместе и бросали в атаки по кровавому снегу прямо на пулеметы, на бугры, на которых засели немцы. Но ничего из этого не вышло. И разведку погробили, и роту автоматчиков, заодно.

Сколько раз в атаку поднимались, но только один раз дошли до рубежа, что немцев видели в упор перед собой. Полковая разведка из 167–го СП смогла взять «языка», а у нас не получалось.

Дошло до того, что мне Бернотенас отдал приказ, ночью, в одиночку, пробраться на станцию Змиевка и выяснить там обстановку. Я набрал побольше гранат, и пополз вперед по снегу, но пройти было невозможно, везде немцы, меня вскоре обнаружили и такой огонь начался, как карнавальный фейерверк. Когда я вернулся, то начальство промолчало, видели, что нет шансов.

Пошли другой ночью в разведпоиск, но нас немцы заметили и стали косить из пулеметов.

Мне снайперская пуля пробила валенок, но ногу не задело. А Бернотенас нам кричит – «Не отвечать огнем!». А что это такое – «не открывать огонь», если мы уже обнаружены?...

Мы всю ночь лежали среди трупов на снегу, сами притворившись мертвыми, и я видел как немецкий снайпер занял позицию в нескольких десятках метрах от нас, но я даже не мог по этому немцу выстрелить. И когда мы под утро еле оттуда выбрались, я стал орать на Бернотенаса, с которым был в хороших отношениях – «Ты почему приказал - Не стрелять! Не отвечать огнем! Почему!!!?», но взводный не нашелся, что ответить.

Было очень голодно. Уже в начале марта со мной случай произошел.

Один раз меня послали с донесением в штаб. Возвращаюсь оттуда к передовой, и смотрю, что в развалинах дома стоит наша полевая кухня и возле нее вповалку сидят и лежат бойцы. Повар варил суп с кониной, а часть неразбитой крыши как «козырек» прикрывало сидящих на земле.

Вдруг начался минометный обстрел, и тут немецкая мина пробивает крышу и падает прямо в полевую кухню. Повара сразу убило, многих ребят посекло осколками, кухню разбило, а на меня взрывной волной из котла выбросило кусок вареной конины. Я так радовался…

Пришло пополнение, в основном к нам в полк прибыли уголовники из Сибири, прямо из лагеря на фронт, это были люди без сильной личной мотивации воевать. Ко мне в отделение попал бывший летчик, попавший на передовую «без пересадки», сразу с тюремных нар. Он рассказал, что попал под суд за «самоволку», находясь на тыловом аэродроме, слетал на свадьбу к родным за пару сотен километров. А когда утром вернулся на аэродром, его и повязали.

В наш взвод он прибыл как «штрафник», без снятия судимости.

После войны я случайно встретил его в Вильнюсе, в автобусе.

Г.К. – Некоторые ветераны 16-й СД мне рассказывали, что после боев под Алексеевкой, моральный боевой настрой в дивизии резко упал, а доверие к командованию дивизии было почти нулевым. Начались случаи перехода литовцев, бывших «кадровиков» буржуазной Литовской Армии, к немцам. Ваш разведвзвод тоже таким событием «отметился».

Х.И. - Про Климаса говорите?.. Так он не первый был. У нас один литовец из взвода дезертировал еще по дороге к передовой. Климас перебежал к немцам вместе с Чярнюсом и Контвайнисом, и хоть нашему взводу объявили, что группа Климаса попала в плен во время разведпоиска, скоро стало ясно, что они просто сознательно перешли на сторону врага.

Меня другое поразило, то, что один из этих трех до войны был работником НКВД.

Климаса немцы по ошибке ранили при переходе, и в немецком госпитале ему ампутировали руку, и до 1951 года Климас жил в Паневежисе, выдавая себя за инвалида войны.

А два других предателя после войны, по слухам, вообще, оказались в Америке.

Я вам больше скажу, то что нас послали в разведку боем под Никитовкой, так это нам дали возможность смыть позор со взвода пешей полковой разведки после предательства группы Климаса. Это я знаю точно.

Г.К. - Как проводилась знаменитая разведка боем под Никитовкой, которая упоминается во всех описаниях боевого пути 16-й Литовской СД?

Х.И. – В разведку боем пошел наш взвод и стрелковая рота из 1-го батальона нашего полка.

На рассвете мы вылезли из своих окопов и пошли в атаку. На моих глазах погиб мой друг Бреннер. Мы проскочили нейтральную полосу, заграждения из колючей проволоки, и ворвались в немецкие окопы Мы взяли первую траншею, захватили двух пленных, и сразу бросились ко второй линии траншей, дорогу к которым преграждала колючая проволока.

И тут немцы стали обстреливать нас из минометов, в том числе из «Ванюш».

Я увидел, как упал раненый осколками шрапнели мой земляк Бузган, он служил в стрелковой роте, и тут же, рядом со мной разорвалась немецкая мина и меня всего посекло осколками, которые попали в руки, в ноги, в голову. Меня вынесли с поля боя, и первую перевязку мне делала наша санинструктор Фейга Бляхер. Из санбата меня отправили в прифронтовой госпиталь, откуда на санитарном поезде дальше, в глубокий тыл.

Оказался я в госпитале, в Уфе, где пролежал до осени. Осколок в голове врачи не решились трогать, а моя раненая рука не двигалась, из-за перебитых нервов. Меня комиссовали из армии как инвалида войны, с предписанием каждые шесть месяцев проходить переаттестацию на медицинской комиссии. Уже после войны я узнал, чем закончилась разведка боем под Никитовкой. Немцы смогли организовать контратаку, и выбили наших из своих уже захваченных двух траншей, и большая часть разведчиков из нашего взвода погибла во второй траншее, а тяжелораненый Бернотенас, которого уже внесли в список погибших, семь суток выползал к своим. Остался живой!

Г.К. – И куда решили податься после комиссования из армии? Ведь родни в России у Вас не было.

Х.И. - В Башкирии был представитель Литовского правительства. Я сказал, что хочу попытаться что –нибудь узнать о судьбе жены, найти ее, и представитель мне посоветовал ехать в Москву, где на улице Фрунзе находился СНК Литвы. Литва еще была под немцем, а родных в России я не имел. Брат Эйзер тогда еще был жив и воевал в 16-й дивизии, а старшая сестра находилась в эвакуации в Коканде, где шила красноармейские шинели.

Посмотрели в Москве на меня - «И куда ты дальше поедешь? Оставайся, мы найдем для тебя работу». Посмотрели какие-то списки, и сообщили мне, что, оказывается, за бой под Никитовкой я награжден медалью «За боевые заслуги». Эту медаль, кстати, я в начале 1944 года в Кремле получал, из рук Калинина.

На меня в СНК заполнили анкету, а в ней указано, что до войны я служил в НКВД. Через несколько дней меня вызывают, и сообщают, что меня отправляют на работу в Военную Цензуру.

Первое время я спал прямо на работе, а потом жил в 300 метрах от Кремля, где мне выделили койку в общежитии НКВД, а работать пришлось сначала в здании в Ветошном переулке, затем нас перевели на Главпочтамт, на улицу Кирова, рядом с площадью Дзержинского.

После войны мне было присвоено звание младшего лейтенанта МГБ.

За день через мои руки, случалось, проходило до 300 писем на литовском языке, а рядом со мной сидели брат и сестра Новики, которые проверяли письма на латышском языке.

Руководил всей военной цензурой очень интересный человек, генерал Анатолий Завистович, кабинет которого находился возле нашего отдела, и он нередко во время работы подходил к нам, к цензорам, и просто разговаривал с нами, как с равными.

В сорок восьмом году я ушел с работы в цензуре и вернулся в Литву, где остался жить еще на долгие десятилетия, и откуда уехал на ПМЖ в Израиль».

А теперь перейду к приказу №8/П от 27 июня 1943 года по 156 стрелковому полку 16 Литовской стрелковой дивизии, подписанному командиром полка, майором Кесселем.

Он за ту самую разведку боем у высоты 235,0 под деревней Никитовка наградил 22 своих бойцов: четверых – медалью «За отвагу», восемнадцать человек – медалью «За боевые заслуги». Шестым награждённым медалью «За боевые заслуги» значится «…разведчик взвода пешей разведки красноармеец Ингелис Хациелис Меерович – за то, что в бою 25 июня 1943 года, при наступлении на высоту 235,0 у дер.Никитовка Покровского района, Орловской области, выполняя боевое задание разведчика, под огнём противника, достиг проволочных заграждений и был ранен при проделывании прохода в немецких заграждениях».

Сразу скажу, что у всех 22 награждённых деревня Никитовка значится в  Покровском районе. В настоящее время этот населённый пункт входит в состав Красноармейского сельского поселения Свердловского района, но короткое время перед войной он, действительно, входил административно в состав нашего края. Так что, если тут и есть ошибка, то незначительная.

Герой Советского Союза Вацловас Бернотенас

Что касается Вацловаса Бернотенаса, командира взвода пешей разведки 156 стрелкового полка, то он после того боя под Никитовкой стал первым литовцем, представленным к званию Героя Советского Союза, но вместе с Виктором Яценевичем они были удостоены этого высокого звания одновременно, Указом Президиума Верховного Совета СССР от 4 июня 1944 года…

Александр Полынкин

• Второй этап освобождения Покровского района (продолжение)
• Второй этап освобождения Покровского района (окончание)
• В Покровском районе перезахоронили жертв фашизма
• Презентация книги Александра Полынкина «Покровский край в годы Великой Отечественной войны»
• О Викторе Быстрове из 16 Литовской дивизии
• О Василии Громове из 399 стрелковой дивизии и Дне Победы
• Родственники Бурана Нсанбаева на Орловщине
• Новый знак на линии фронта
• Младший лейтенант Шумихин из 143 стрелковой дивизии
• Из Отрады – на Покровское кладбище