Доброго времени суток! Вы находитесь на сайте районного клуба творческих личностей "МАСТЕРА".
 
Рубрики
Творчество Мастеров Творчество наших читателей Библиотека История Покровского края История Орловского края Покровская районная библиотека Мир духовный Заметки на доброту дня Фотографии Покровского края Видеотека Поездки и заседания Доска объявлений Новости О сайте "Мастера" Обратная связь RSS - лента Виджет для Яндекса Приложение для Android

Серебряное кольцо


МКУК ПМЦРБ

Сайт районной библиотеки


Нужна помощь!

Поможем, земляки?


Стена сайта
Всего: 2
Гостей: 2
Пользователей: 0
Просмотров сегодня:
Яндекс.Метрика
Посетителей сегодня:


Главная » История Покровского края » События и люди Покровского района во время Великой Отечественной войны

Фронтовой журналист Николай Романовский – о событиях войны на территории Покровского района (часть вторая)
Опубликовано: 27.10.2020.

Часть первая - здесь

«Дорога на Орёл

  …1 февраля (1943 года – А.П.) наши части начали ломать немецкую оборону в районе села Высокое и в районе Ливен (автор имеет в виду начало Орловской (зимней) наступательной операции, в ходе которой войска Брянского фронта должны были разгромить орловскую группировку противника и освободить Орёл; конечная цель достигнута не была; какое именно Высокое имеется в виду – в Верховском или Покровском районе – не ясно – А.П.). Удалось совершить небольшой прорыв, потом был предпринят через этот прорыв удар по ближним тылам противника, и наши войска с боями подошли к крупному районному центру Дросково... (в настоящее время – в составе Покровского района, село  было освобождено частями 73 стрелковой дивизии 48 армии 13 февраля 1943 года – А.П.).

После я видел участок прорыва и мог составить некоторое представление об оборонительных сооружениях немцев на этом участке.

Ещё в ноябре 1941 года немцы начали создавать узлы сопротивления и опорные пункты. Они захватили высоты, с которых могли вести наблюдение на десяток километров. Подступы к своей обороне они густо заминировали. Я шёл через пояс минных заграждений глубиною километров в пять-шесть. За ним тянулась линия малозаметных препятствий и спотыкачей — на невысоких колышках висела, колючая проволока. Ещё дальше шли проволочные заграждения и система дотов и дзотов, могущих своим огнём прикрывать весь участок, который сами немцы называли Дросковским узлом сопротивления.

...В командировку впервые после Ельца я направился 15 февраля.

Утром (18 февраля) вместе с двумя работниками политотдела пешком направился в гвардейскую дивизию, штаб которой расположился в соседнем селе.

Падал липкий, мокрый снег. Он уже скрыл следы боя, но местами всё ещё заметен был налёт пепла. Окраина села оказалась сильно побитой снарядами. Здесь же мы увидели ряд пепелищ. Немцам удалось поджечь несколько хат.

Мы встретили одного крестьянина, и я спросил у него:

— Это дорога на Смирные? (В тот период – село в Дросковском районе, в 15 километрах к юго-западу от  Дросково, в настоящее время – территория Покровского района – А.П.).

Тощий, оборванный крестьянин посмотрел на меня и, лишь помедлив, ответил:

— Да, да!..

Крестьянин, видимо, всё ещё не мог привыкнуть к возвращению своих, у него выработался рефлекс осторожности. На перекрёстках дорог стояли надписи только на немецком языке, валялись ящики тоже с немецкими надписями.

В селе Моховом (это не село, а небольшой посёлок  в Дросковском районе, ныне – в составе Покровского района, в пяти километрах к северо-западу от села Смирные; автор дневниковых записей все сельские населённые пункты называет сёлами, но  среди них  гораздо чаще имелись  деревни и посёлки – А.П.) гитлеровцы пытались оказать сопротивление нашим бойцам. Они навалили возле хат много мин, снарядов и патронов, но организовать сопротивление им не удалось. Наши части охватили село с флангов, и фашисты, бросив всё, бежали в Смирные.

Мы отдыхали в Моховом в одной из хат. Старик, живший в хате, был человек толковый. Он долго говорил с нами о нашем маршруте, великолепно ориентируясь на местности, помня всё, даже мельчайшие деревеньки. О себе и о немцах он говорил скупо.

— Придут, бывало, и все кричат: «Пан, пан!», а какой я пан? Больше всего фрицы боялись «катюшу». Это, говорили они, злое дело...

Пошли дальше, всё к тем же Смирнам. Двигались по санному следу, опасаясь, что под нетронутым снегом могут оказаться мины. В одном месте наткнулись на «снеговую» оборону наших войск. Лунки в снегу, огороженные снежными плитками, нарезанными лопатой, указывали на то, что здесь лежали наши бойцы перед самой атакой.

А через какую-то сотню метров у дороги чернели трупы гитлеровцев. «Завоеватели» лежали на холодной и неприветливой русской земле. А вблизи стояла разбитая немецкая пушка. Дорогу расчищали женщины и подростки. С радостным любопытством они рассматривали нас...

Перед Смирнами тянулись немецкие окопы и длинные валы спиралей Бруно. Одна девушка, из числа чистивших дорогу, указала на спираль и крикнула:

— Это они от наших отгораживались, а наши все равно обошли!..

Смирные — большое село, но немецкий гарнизон в нём был маленький. Гитлеровцы слишком уверовали в свои силы и не ожидали, что мы сможем ударить им в тыл. А потом не выдержали, по своей привычке бросили всё — и бежать. Бежали и их прихвостни — полицаи, старосты (это не совсем так, потому что за село Смирные был сильный бой, согласно документам штаба Брянского фронта, 137  стрелковая дивизия, пытавшаяся освободить село 12 февраля 1943 года, сделать этого не смогла, и только во второй половине дня 13 февраля гитлеровцы были выбиты из Смирных, с нашей стороны имелись серьёзные потери – А.П.).

Причём, иногда самым комичным образом. Так, староста села Васильевки уехал верхом на... корове!

Только 18 февраля, часов в девять вечера, мы добрались до села 2-я Зиновьевка (населённый пункт на территории Покровского района, в 12 километрах к юго-востоку от райцентра Покровское – А.П.).

Утром я осмотрел село. Оно носило следы недавнего отступления немцев. Два огромных автобуса, напоминавших торговые ларьки, стояли посредине села. Рядом совершенно исправный мотоцикл, заправленный горючим.

Вдоль улиц валялись снаряды, мины, в огромном количестве патроны...

Поразительное зрелище увидел я между Барковом и Фёдоровкой  (соответственно - деревня и село в Покровском районе, в 8 и 12 километрах к югу от райцентра Покровское – А.П.). Гектара полтора было покрыто обломками железа, обгорелой бумагой, тряпьем. Черным налётом покрыт был здесь снег. На дороге — обломки сожжённых автомашин.

Это поработала «катюша»!

На этой же дороге лежало пять человек в одежде наших командиров. Знаки различия у них были сорваны, карманы выворочены. Они лежали вереницей на расстоянии метров двадцати — тридцати друг от друга. У всех над правым глазом была аккуратная дырочка — сюда вошла пуля.

Вероятно, это были пленные командиры, и немцы постреляли их в момент отступления (прискорбно, что спустя три дня после освобождения этих мест тела погибших советских офицеров оставались непогребёнными – А.П.).

Пока мы шли, издали доносились гул немецких самолётов и тяжёлые разрывы авиабомб. Немцы непрерывно висели в воздухе и бомбили дороги и сёла. Мы увидели свежую кровь на снегу, воронки, трупы лошадей. Два раза над нами очень низко проходили вражеские самолёты, и мы инстинктивно опускали головы, хотя знали, что уж колёсами-то они нас не зацепят.

Особенно яростно гитлеровцы бомбили большую дорогу на Змиёвку — Орёл, где всё время шли наши войска, и ночью и днём. К счастью, жертв здесь было мало...

20 февраля мы наконец-то, уже вечером, добрались до большого села Алексеевки (Покровский район, в 20 километрах к западу от райцентра Покровское  – А.П.). Разыскали штаб гвардейской дивизии (6-ой гвардейской стрелковой под командованием генерала Филиппа Черокманова, будущего Героя Советского Союза;  воины дивизии освободили Алексеевку 15 февраля 1943 года – А.П.).

Большая хата. На столе коптилка. У двери телефонисты, в углу радист. Он всё время повторял:

— Я — «Озеро», я — «Озеро»... Как слышите, как слышите? Отвечайте, отвечайте. Приём, приём.

Радист устанавливал связь с полками, ведшими в это время бой. И, глядя на радиста, слушая его спокойный голос, никто не смог бы представить, что происходило в пяти километрах.

А происходило вот что:

Дивизия совершила прорыв на узком участке фронта и была километрах в двенадцати от станции Змиёвка (посёлок, центр Свердловского района, в 40 километрах к юго-востоку от Орла – А.П.). Разведчики уже видели и станцию, и поезда. Но соседние дивизии несколько отстали, и немцы, воспользовавшись этим, создали угрозу окружения. Гвардейцы дрались отчаянно и, когда боеприпасы кончились, пустили в ход трофейное немецкое оружие. Но немцев было больше. Они наседали со всех сторон. А тут прилетели германские самолёты и подвергли боевые порядки дивизии сильной бомбардировке. Особенно они охотились за артиллеристами. И всё же гвардейские полки выстояли. Они прорвали образовавшееся было кольцо и, отбивая натиск врага, переходили в контратаки (к сожалению, вырваться из окружения в районе деревни Степановка  Свердловского района удалось не всем, часть бойцов и командиров 6 гвардейской стрелковой погибла, а 30 человек,  согласно «Спискам безвозвратных потерь», 18 февраля  оказались в числе пропавших без вести – А.П.)  Село Нагорное (территория Свердловского района, так населённый пункт был обозначен на военных картах, второе, более популярное у местных жителей название, - деревня Миловка – А.П.),  расположенное в пяти километрах от Алексеевки, несколько раз переходило из рук в руки. Отступая, гитлеровцы подожгли его, и оно горело всю ночь.

Я спросил у замкомдива по политчасти, какое положение сейчас в Нагорном, и он сказал:

— Фашисты выбиты из села, и один из наших полков держится там на занятых рубежах. Советую вам пойти туда.

И я пошёл в Нагорное.

Мороз стоял крепкий. Под ногами хрустел снег и звенел лёд. В вышине светила луна. Тут и там виднелись огромные воронки от бомб и снарядов.

Саперы чистили полевую дорогу, сбрасывая с неё толстый слой снега. Навстречу мне шли раненые. А вдали догорало Нагорное. Сзади меня и впереди раздавались орудийные выстрелы — били по врагу наши пушки. Снаряды трассировали в воздухе, удаляясь, подобно хвостатым кометам.

Впереди глухо заворчал танк, он шёл навстречу. Потом я увидел людей. Они строили поперёк дороги снежный вал.

Меня остановил автоматчик:

— Братишка, посмотри, что у меня со спиной!

Он рассказал, что мина взорвалась у него позади, и он почувствовал, как осколок ударил в спину.

Он начал снимать белый халат, на котором не было заметно дырки. Не было её видно и на овчинной тужурке, и я уже начал убеждать автоматчика (он был командиром автоматной роты, старшим лейтенантом), что он ошибся, что раны у него нет. Но вот он обнажил спину, и я увидел ниже шеи, левее позвоночника, рану. В неё свободно прошёл бы мой мизинец. Но кровь не текла, ее забил осколок. Я понял — это очень тяжелая рана. Осколок попал косо и, возможно, задел позвоночник.

— А куда ты идёшь? — спросил меня автоматчик.

— В Нагорное.

— Да там ведь немцы. Наши все вышли оттуда.

Оказалось, что немцы снова ворвались в Нагорное.

Полк спешно строил вал поперёк дороги. Мне здесь больше нечего было делать, и я пошёл с автоматчиком назад в Алексеевку...

Заглянул в штаб дивизии. Дежурный подтвердил, что обстановка в Нагорном не изменилась.

Прошагав ещё километра три в село Бобровку (Покровский район, населённый пункт в  6 километрах к востоку от Алексеевки – А.П.), где размещался политотдел дивизии, я передохнул там немного, а на следующее утро направился в штаб полка, который сражался за Нагорное (4 гвардейский стрелковый полк 6-ой гвардейской стрелковой дивизии – А.П.). Штаб находился в той же Алексеевке. Как и в других хатах, здесь было полным-полно. Готовилось новое наступление. Командир ставил полку задачу. Предполагалось, что сначала пойдут брать Куракино (железнодорожная станция в Свердловском районе, в 12 километрах к югу от Змиёвки – А.П.), чтобы ударить затем по Змиёвке слева.

Чуть позже побывал у командира танковой бригады подполковника Б. (это был 42 отдельный танковый полк под командованием Александра Баранова, впоследствии - полковника, умершего от ран 14 октября 1943 года – А.П.). Прихрамывая, он ходил по хате, опираясь на палку: позавчера в Нагорном разбили танк, в котором он ехал. И теперь переживал потерю машины.

Побывал и в стрелковом полку, которым командовал подполковник с громкой фамилией Лев (здесь автор пропустил слово «гвардейский», потому что Борис Лев, будущий Герой Советского Союза, командовал 4 гвардейским стрелковым полком, тем самым, что сражался за Нагорное – А.П.).

Командир 4 гвардейского стрелкового полка

Борис Лев

Льва я нашел в маленьком, хорошо сохранившемся доме, где раньше была не то какая-то ферма, не то МТС. Он завтракал. Лев невольно заговорил о прошедших операциях. В оценках был резок и прямолинеен. Чувствовалось, что он находился под впечатлением пьесы Корнейчука «Фронт», которую прочёл перед этим, и потому прибегал к некоторым параллелям.

Отсюда я пошёл в село Вольный Труд (территория Свердловского района, ныне – несуществующий населённый пункт – А.П.), километрах в двух от Алексеевки, чтобы взглянуть, что делается там. В это время в воздухе послышался гул моторов, и появилось сначала восемь, затем ещё десять «юнкерсов». Они шли по кругу над нашей прифронтовой полосой, держа высоту метров восемьсот. Затем начали пикировать. Я хотел понять тактику гитлеровских летчиков. Они бомбили так: первый самолёт пикировал и сбрасывал бомбы, второй пикировал, но бомб не сбрасывал, третий бомбил, четвёртый — нет, и так до последнего. Затем начали бомбить те, которые раньше только пикировали, а отбомбившиеся — пикировали. Смысл этого манёвра был прост: как можно дольше продержаться в воздухе, создать панику, рассеять наши боевые порядки.

Сбросив бомбы, самолёты начали отрываться от строя и в одиночку обстреливать из пулемётов даже отдельных людей.

Я в этот момент лежал на снегу лицом вверх и думал: если рядом трахнется бомба, так уж лучше принять смерть, встретив её лицом к лицу...

Неподалёку от меня на дороге остановилась подвода. Ездовой упал в снег рядом со мной, а лошадь, понуря голову, осталась неподвижной. Один из фашистских лётчиков, видимо, хотел расстрелять лошадь. Он бросился к нам, опустился низко и начал бить из пулёмета. Пули свистели и ложились рядом с нами. Летчик ярился, все ожесточеннее и ожесточеннее «атаковал» лошадь, но пули не задевали её. Лошадь по-прежнему стояла спокойно. Наконец немец выдохся, запас патронов у него иссяк, и он повёл свой самолет вслед за остальными.

Характерно, что пикировщики не имели прикрытия. Ни один истребитель не сопровождал их в этот день. Это значит, что немцы шли на бомбёжку, надеясь, что не встретят наших истребителей. Но откуда такая самоуверенность? Или, может, они рассчитывали исключительно на огневую силу «юнкерсов»? Так в этом они ошибались, им помогла только внезапность.

На другой день, проходя по селу, увидел, что возле большого дома выстроились красноармейцы. Решил узнать, что там за подразделение, вошёл в дом, и первым, кого я увидел, был Губарев.

Я обрадовался, вновь встретив его, да и он обрадовался не меньше. Начались расспросы: «кто?», «что?», «где?», «как?»...

Оказалось, что перед наступлением Губарева назначили заместителем командира лыжного батальона, а когда командир был ранен, Губарев принял командование на себя.

Дрался батальон хорошо, потери имел небольшие. Прошёл он около полутораста километров и занял 15 населённых пунктов.

Первый бой с немцами батальон завязал под Новоивановкой (деревня в Дросковском районе – в 6 километрах к северу от села Смирные – А.П.). Задача у него была такая: перерезать шоссе на Орёл, отнять у немцев пути отхода. Налетели на шоссе ночью, а потом двинули прямо на село. Немцы растерялись, открыли стрельбу из зенитных пушек, но батальон зажал флангами село в клещи, и немцы пустились наутёк. Сравнительно легко удалось взять и другие сёла. Например, в Березовец (деревня в Дросковском районе, в 4 километрах к северу от Дросково – А.П.) вошла наша лыжная разведка — двенадцать человек. Немцы обстреляли разведчиков, а они «обиделись» и «пошли мотать». Всё село очистили, прежде чем подтянулся батальон.

Ещё интереснее получилось с Алексеевкой, Губарев с тремя бойцами захотел сам пойти на разведку. Вошли в село. Тихо. Фашисты как раз завтракали. Губарев увидел, что стоит штук тридцать автомашин и около них возятся шофёры. Налетел со своими на шофёров. Начал бить из автоматов. Ну, гитлеровцы, конечно, бежать.

Вражеские автоматчики с перепугу засели в церкви (Трёхсвятительский храм находится в центре села Алексеевка, сохранился до настоящего времени – А.П.), стали лупить куда попало, а артиллеристы — прилаживать для стрельбы три 150-миллиметровых орудия. Губарев метнулся по оврагу к артиллеристам, обстрелял их. Те взорвали стволы у двух орудий, у третьего отняли замок и тоже — бежать. Автоматчики, видя, как бегут шофёры и артиллеристы, решили, что всё для них потеряно, и помчались вдогонку за своими.

Батальону пришлось лишь вылавливать гитлеровцев, пытавшихся спрятаться в хатах до ночи.

Теперь батальон находился на отдыхе. Две роты держали вторую линию обороны, третья отдыхала. Сменялись через восемь часов.

Вечером Губарев и его начальник штаба размечтались:

— Эх, баньку бы организовать...

Мечта фронтовиков вскоре стала явью. Достали два корыта, вёдра, подтянули две кухни — в одной кипятили воду, другая стояла с холодной, — и началось купанье. Весь батальон вымылся за сутки, и даже бельё всем прогладила сестра Сима Фёдорова, прошедшая с батальоном весь путь.

Хорошо было мне у Губарева. (Я попытался найти документальные сведения об этом интересном и храбром командире,  каким описал его Николай Романовский. Пришлось покопаться на сайтах «Подвиг народа» и «Память народа» несколько часов – главным образом, по причине не названного автором дневника имени  героя. Не буду говорить обо всех нюансах поиска, скажу, что удалось, в конце концов, найти данные о Губареве, который оказался  Губревым. Очень редкая фамилия,  в  разговорной речи никак не отличающаяся от очень распространённой – «Губарев». Отсюда понятно, почему журналист Романовский записал её именно так.

В приказе войскам 48 армии от 30 марта 1943 года значится награждённым орденом Красной Звезды  заместитель командира по политчасти лыжного батальона 6 гвардейской стрелковой дивизии, гвардии капитан Губрев Василий Владимирович, 1912 года рождения. В Красной Армии он – с 1934 года, призывался Ленинским РВК Новосибирской области, в войне – с июня 1941 года. Эта награда стала первой для гвардии капитана Губрева. А теперь процитирую из наградного листа описание его подвига, чтобы читатель сравнил, много ли «сочинил» журналист Романовский по сравнению с заместителем командира 6 гвардейской стрелковой дивизии гвардии полковником Петровым, который делал представление на своего командира:

«Работая заместителем командира лыжного батальона по политической части, тов. Губрев в наступательных боях показал себя смелым, отважным и умелым руководителем. Весь личный состав батальона бесстрашно сражается с врагом, точно и в срок выполняя поставленные задачи. За период наступления батальон принимал участие в освобождении 16 населённых пунктов, в том числе, при прорыве вражеской обороны. Как политработник, тов. Губрев умело сочетал личную храбрость с руководством боевых операций.

15 февраля, при взятии крупного населённого пункта, села Алексеевка, тов. Губрев находился непосредственно в цепи наступающих подразделений. Когда противник оказал упорное сопротивление, и выполнение задачи задерживалось, тов. Губрев сам повёл бойцов в атаку. Проявив смелость и умелый обход, группа бойцов во главе с Губревым освободила район села Алексеевка, при этом захватила 3 тяжёлых орудия, 30 автомашин и взяла в плен 2 офицера и 4 солдата.

19 февраля в районе села Нагорное, когда командир батальона вышел из строя, командир Губрев принял на себя командование. Батальон по его командованием в селе Нагорное выдержал до 5 крупных контратак и не пропустил врага.

За мужество, смелость и умелое руководство тов. Губрев достоин правительственной награды – ордена Красной звезды.

Гвардии полковник Петров, 13 марта 1943 года». К сожалению, о дальнейшей фронтовой судьбе  гвардии капитан Губрева сведений найти не удалось.

Наградной лист Василия Губрева

А теперь, читатель, снова -  дневниковые записи Николая Романовского – А.П.)

Нашёл ещё знакомых бронебойщиков. Как всегда бывает в таких случаях, начались воспоминания, рассказы о недавних боях. Я чувствовал себя здесь в родной обстановке.

Но надо было возвращаться.

...26 февраля я добрался до села Зубково (населённый пункт Покровского района, вплотную примыкавший к селу Покровское с южной стороны, в настоящее время – в составе райцентра – А.П.). Оно мало пострадало от войны, если смотреть только на внешние признаки благополучия. Но почти каждая хата здесь стала местом тяжёлых, трагических событий.

Вот драма одной семьи. Гитлеровцы арестовали мужа Марии Зубковой, обвинив его в связи с партизанами. Зубкова заперли в холодный амбар, где содержалось еще человек пятнадцать — двадцать русских людей. Ежедневно Зубкова пыталась добиться свидания с мужем или передать ему пищу, но немцы гнали её.

По огороду, за амбаром, бродили другие женщины и искали в снегу своих родственников, потому что гитлеровцы выводили арестованных на огород и расстреливали. Трупы валялись не убранными, их заметал снег. Убирать трупы было запрещено (всё это происходило в д.Ивановка Даниловского сельсовета, где находился штаб немецкого карательного отряда ГФП-580 – А.П.).

Мария не знала, что сталось с мужем. Она, как и другие, искала его труп и, как другие, не находила его или не могла опознать. Так прошло восемь суток. На девятые немцы угнали арестованных в Малоархангельск. Был ли среди них муж Марии, неизвестно. О нем она не слыхала больше ничего.

С мужем Марии гитлеровцы покончили, но мытарства её только начинались. Немцы кричали ей: «Жена партизана». Её гоняли на самые трудные работы, хлеба ей не давали, она доставала его тайком и кормила детей. Ее часто запугивали такой же судьбой, как и судьба мужа, но она боялась только одного: отнимут и убьют детей.

Рассказывала она мне обо всём этом усталым, тихим голосом, накладывая латки на большой крапивный мешок. Она готовила его для семян ржи.

— Ведь скоро весна! — пояснила она.

...Зашёл в политотдел армии. Там просмотрел несколько актов о фашистских зверствах. Очень скупые слова нашлись у тех, кто составлял эти акты. А ведь здесь каждая строка должна кричать о мести за повешенных, расстрелянных, умерших от ран, от голода.

...Уехать из Зубкова мне удалось на автомашине, шедшей до Русского Брода. Но радоваться было рано. Возле Дроскова мы попали в «пробку». Не менее трёхсот машин столкнулись на узкой, проложенной в глубоких снегах дороге, и так стояли. Подходили всё новые и новые. Только к утру кое-как начала рассасываться  пробка. Рыли отводы сбоку и прогоняли машины по одной. Толкали плечами, ругались. Мне не повезло. У машины, на какой я ехал, лопнула шина. Мне удалось забраться в кузов другой машины, но и эта застряла в снегах часа на два. Потом вырвалась и пошла. И снова беда: не доезжая километров двух до села Ржавца (Верховский район – А.П.), машина опять стала — не хватило горючего. Пришлось идти пешком.

Ночью был сильный мороз, утром ветер, и я испытывал отвратительное чувство холода. Ещё раньше промокшие валенки замёрзли, стали как деревянные. К тому же протерлись и подошвы у валенок и пятки носков.

А днём началась оттепель. Двадцать километров я шёл по воде, по грязи, по талому снегу. Шёл и думал:

— Ну, теперь моим ногам капут. Обязательно свалюсь.

Добрался до Русского Брода к вечеру, усталый, промёрзший. Однако обошлось и на этот раз, не свалился. И сам удивлялся: неужели выдержал?..

День и ночь двигались войска через Русский Брод. Шёл Донской фронт (насчёт этого фронта – большие сомнения – А.П.), шли 65-я, 61-я армии. Люди бывалые, повидавшие и испытавшие побольше нас.

Мы видели, как пробивались они по бездорожью, как вытаскивали пушки, помогая лошадям. Они привыкли к тяжёлой жизни фронтовиков и не мыслили себя вне её.

14 апреля. Большой группой мы отправились девятого марта в новую командировку. Доехали до села Стрелки (Верховский район, между Русским Бродом и Дросково – А.П) на попутных машинах, а дальше начали отмеривать ногами километры. Шли пешком до Дроскова. Я мог снова посмотреть на укрепления немцев. Как же много они понатыкали всюду мин! Вероятно, большие надежды возлагали именно на минные поля, да не помогло! Здесь действовала наша артиллерия и «катюши». Они буквально вбили гитлеровцев в землю, и тогда на прорыв пошла пехота...

В Алексеевке я побывал в стрелковом полку, где приходилось бывать не однажды, но из старых знакомых по обороне прошлого года встретил лишь троих.

Материал собрал здесь скупой. Собственно говоря, интересной была лишь статья о пулемётчике Сальникове. В бою он дрался отчаянно. Его наградили орденом Красной Звезды, и я рассказал о нём в заметке. Правда, наши редакционные товарищи подписали её фамилией агитатора полка Походзило на том основании, что тот, оказывается, тоже прислал крохотную заметочку о Сальникове. Ну, да ладно. От таких дел меня не убудет. Здесь же, в батальоне, встретил командира хозвзвода Борзенкова, До войны он был начальником одной из шахт Щигровского фосфоритного завода. На войне показал себя великолепным хозяйственником. Лукавый, умный, богатый житейским опытом, он, посмеиваясь, рассказывал мне, как ему удавалось даже в момент самых напряженных боёв бесперебойно снабжать питанием, одеждой и обувью батальон.

— Дело немудрое. Как только войдём в какое село, я сейчас же отыскиваю двух-трех стариков. «Ну, говорю, старики, помогайте-ка нам...» И делаю тогда с ними дела. Они мне и валенок несколько пар подошьют, пока бойцы отдыхают, они и сбрую отремонтируют. Смотришь, укажут, где картошечки достать можно, где молока для раненых... Вот так и удавалось мне всё в порядке держать.

Я понял его секрет. Он умел находить таких людей, которые могли быть для него хорошими помощниками, знали всех местных жителей — кто на что способен. А те умели убедить и других.

Большое значение имели и личные качества Борзенкова. Среднего роста, широкоплечий, с пушистыми усами, краснощёкий, он говорил, широко улыбаясь, и невольно подкупал собеседника своим обликом — этакий простодушный человек, «свой» во всех отношениях...

В селе Кубань (Покровский район, в 7 километрах к юго-востоку от Алексеевки – А.П.) я познакомился с лейтенантом Белоусовым. Он летал на «У-2». Видел я, как он выходил на полёт для корректировки артиллерийского огня. Работа очень опасная, да ещё на такой машине. Но, улетая, он держался спокойно. Надел меховой комбинезон, Планшет, пистолет. Проверил, как всё подогнано, и, обращаясь к нам, сказал:

— Ну, пока!

Товарищи его волновались больше, чем он.

Впрочем, это было лишь проявлением умения владеть собой, своими нервами. Конечно, и он внутренне волновался.

Вернувшись из полёта, Белоусов вошел в комнату с покрасневшим лицом, расстегнул комбинезон, сел на кровать и обхватил хозяйского сынишку:

— Тебя как зовут? Митя? Ну, вот через двадцать лет тебя будут звать, как и меня — летчик Митя.

Потом он вновь застегнул комбинезон, лёг на кровать. Полежал немного, встал. Я спросил его, что делается на передовой.

— Пошли наши цепи. И гвардейцы, и соседи идут в рост. Возьмём, пожалуй, сегодня несколько сел...

Но он ошибся. Тогда это была последняя наша попытка продвинуться вперёд. Закончилась она тем, что немцы открыли сильный огонь. Наши залегли, а потом начали строить снежную оборону.

Да, тяжелое дело война...

...30 марта я отправился в третью командировку. На этот раз пошли вдвоем с работником нашей редакции Михалёвым. Только к вечеру добрались мы до села Чибисовки (Покровский район, в 7 километрах к югу от райцентра Покровское – А.П.) пройдя за весь день километров пятнадцать — двадцать.

В пути до Чибисовки мы много разговаривали с жителями. Запомнился мне один старик.

Он угостил нас сигарами и сказал:

— Трофеи подобрал.

Старик очень откровенно ответил на наш вопрос: «Ну, как? Ждали нас?»

— Эх, милые. Уже и надежду было потеряли. Долго вы не шли...

Да, долго мы не шли и долго здесь оккупанты вели себя как хозяева!

Ночевали в редакции дивизионной газеты.

В одной хате у них находилось всё. Налево у входа стояла машина, дальше реалы с наборными кассами, прямо стол, за которым и обедают и делают номер, направо топчаны и нары, где спят и наборщики и литературные работники. Я невольно сравнил это с тем, как привыкли жить мы, работники армейской газеты. Да, непохоже. Мы все жалуемся на тесноту, на «невозможность нормально работать», а здесь люди привыкли к походной жизни настолько, что лишь такую обстановку и считают нормальной.

Три человека в редакционном аппарате выполняют самые разнообразные функции, и работа идёт у них очень неплохо.

Утром беседовали с шофёрами автороты. Мне пришлось включаться в новую для меня сферу автотранспорта, но материал удалось сделать хороший и главное — интересный.

Затем пошли с Михалёвым дальше. Благодаря счастливой случайности попали в штаб и политотдел зенитной дивизии. Там узнали, что зенитчики действуют великолепно, — за короткий срок один полк уже сбил одиннадцать самолётов.

Начподив оказался настолько любезным человеком, что даже дал нам «эмку» для того, чтобы мы съездили в один из полков, и мы с шиком покатили по весенним ухабам в Алексеевку на старые, памятные для меня места.

Приехали мы на батарею тогда старшего лейтенанта, ныне капитана Вани Черкаева. Его батарея сбила за время наступления 5 немецких самолётов, из них 4 «фокке-вульфа» (командир батареи 1285 зенитно-артиллерийского полка 16 зенитной дивизии РГК Иван Степанович Черкаев приказом №04 командующего артиллерией 12 апреля 1943 года был удостоен ордена Отечественной войны II степени – А.П.)

Как радушно приняли нас зенитчики! Молниеносно появился ужин. Они расспрашивали нас обо всём и очень скупо рассказывали о своих больших, важных делах. Сидели мы долго, а утром осматривали батарею, готовили материал. И когда пришлось уходить, я, как всегда в таких случаях, испытывал неприятное чувство разлуки с людьми, с которыми завязалась фронтовая дружба, вспыхивающая ярким огнём, гаснущая нескоро. Хотелось подольше побыть у этих замечательных ребят...».

(окончание следует)

Читайте также:

Нашли ошибку? Есть что добавить? Напишите нам: klub.mastera@yandex.ru
Рубрика: События и люди Покровского района во время Великой Отечественной войны | Добавил: admin (27.10.2020)
Читали статью: 397 | Теги: Освобождение Покровского района
Всего комментариев: 0
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Войти ]
Облако тегов

Надоела реклама?

Смотреть панорамы Покровского: 360 градусов.


Внимание! Акция.

Создадим вместе, покровчане!


Мнения читателей
Последние комментарии:
29.02.2024
Анатолий, последние три - это, почти стопроцентно, один и тот же населённый пункт. В сельце обязательно должен быть помещичий дом, в данном случае, так и было. А вот деревня Медвежий Колодезь - это, скорее всего, современная деревня Медвежка, но нужно, всё-таки, разбираться...

29.02.2024
...ненаселённой земли, находящейся  Малоархангельского уезда  в деревне Медвежьем Колодезе, именуемой Степью". Александр Михайлович, вопрос к вам. Можно ли считать деревню Медвежий Колодезь (что в тексте),  сельцо Медвежья (18 века), сельцо Медвежка (19 века) и д. Казинка (за свинокомплексом, где бывший колхозный сад) – одним и тем же населенным пунктом? Согласно старым картам - последние три указанных населенных пункта - это одна и та-же деревня или сельцо (в прошлом).

19.02.2024
Я слышал, что упало 22 столба, причем бетонных!!!

13.02.2024
Спасибо, Александр Михайлович, за тёплые слова.

17.12.2023
Балы, красавицы, лакеи, юнкера
И вальсы Шуберта, и хруст французской булки.
Любовь, шампанское, закаты, переулки,
Как упоительны в России вечера...
Наступил 1917 год и народ стал громить усадьбы и храмы...
«Не приведи Бог увидеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный…»

13.12.2023
Юрий Иванович, сегодняшнее поколение такими телефонами не пользуется!!!! Сейчас у школьников iOS или Android)))

08.12.2023
Мероприятие 07.12. 2023г. в Военно патриотическом музее прошло познавательно - информативно. Спасибо ВСЕМ!                                   *** "Кто не любит прошлое - того казнит будущие" ***

17.11.2023
Очень интересно и познавательно. Спасибо!


Погода

Регистрация

 Индекс цитирования Клуб "Мастера" 2.0 ©  2011г.-2024г.