(рассказ)

Ярёма появился в Тимофеевке неожиданно. Его привезла в деревню Любка по прозвищу Сорока. Она освободилась из мест лишения свободы и притащила с собой мужика. Любка в тюрьме не изменилась, лишь чуть – чуть похудела, что, несомненно, пошло ей на пользу. Она все так же стрекотала на каждом углу, несколько не стесняясь своей судимости.

— Подумаешь, мешок сахару в колхозе спёрла! Кто в колхозе не воровал? Всё вокруг колхозное, всё вокруг моё! — повторяла Любка.

Никто ей не возражал, потому что в словах этой беспутной бабёнки была большая доля правды. Колхозники тащили, что могли: свеклу, кукурузу, горох, зерно – с поля, а комбикорм, молоко, обрат – с фермы. Частенько пропадали и телята. Поэтому колхозники и молчали на Любкины выпады. Не дай Бог, кто пальцем на неё покажет. Любка жила одна в хилом домишке. Мать её умерла, а отца у Любки отродясь не было. То есть он, конечно, был и, может, даже жил в этой же деревне, но Любка об этом не знала. Мужик, которого привезла Сорока, выглядел плохо. Худой, с недельной щетиной, он смотрел на всех исподлобья и молчал. Да и зачем что-то говорить, если Любка стрекотала за двоих. Вся деревня знала, что вообще-то мужика зовут Еремей, а Ярёма у него - тюремное «погоняло». Сидел Еремей за избиение жены. А что было на самом деле, никто не знал.

— Деваться ему некуда, — тараторила Сорока, — а мне в хозяйстве пригодится.

Ярёма оказался умелым, хозяйственным. За несколько дней этот мужик подправил Любкину хату, поднял забор, почистил печку. Он умел водить машину и трактор. Любкин сосед Андрей Смирнов проникся сочувствием с странному сожителю Любки. Как-то они сидели на завалинке Андрюшкиного дома, курили, и Андрей неожиданно вызвал Ярёму на откровенность.

— Слушай, Ярёма, — начал Андрей, — ты ведь вроде мужик не глупый и рукастый, а прилип к этой потаскушке Любке, где ты её нашёл?

— Да мы вместе с зоны откинулись. В автобусе разговорились. Я посетовал, что ехать некуда. Я ведь, Андрюха, моряк дальнего плавания. Уходил в море на месяц - на два. Дома жена с дочкой, думал, ждёт меня. А как-то приезжаю пораньше на денёк, а она с любовником кувыркается, стерва! Ну, я и не сдержался, избил её до полусмерти, а любовника выбросил со 2-го этажа. Хорошо хоть он на клумбу упал. Женушка заявление в милицию накатала. Вот срок и отсидел. Пока на зоне парился. Она развелась со мной, лишила меня родительских прав и из квартиры выписала. Вот такие пироги!

Андрей рассказал эту историю жене, жена – подружке, и скоро вся деревня судачила о судьбе Еремея. И, как ни странно, все ему сочувствовали. Наступила осень. Народ начал убирать урожай с огородов. Любка с Ярёмой пошли на подработки. За каждый огород им давали по мешку картошки, а кто в придачу и капусты, морковки, свеклы, помидоров. Осенью в деревне всего навалом. Таким образом, они запаслись овощами на всю зиму. А зима не заставила себя ждать. Снег лёг после второго зазимка. Ерёма с Любкой оклеили окна, утеплили дверь, затопили печку. Любка хоть и шебутная была баба, но не ленивая и чистюля. В хате запахло жильём. По утрам на плите шипел чайник, и варилась картошка. Телевизора в доме не было, но Еремей откопал где-то старый транзисторный приёмник. Повозился с ним, и они стали с Любкой слушать новости и концерты. К сожалению, в доме у Любки, кроме учебника истории за 6 класс, других книжек не было. Но Еремей брал газеты у соседа. Так прошла зима. Продуктовые запасы кончились, а тут ещё надо было чем-то огород засевать. Еремей пытался говорить об этом со своей сожительницей, но она как-то подозрительно молчала. А однажды утром Сорока стала перед Еремеем, сложив на груди руки, выпалила:

— Так, вот что, голубь мой сизокрылый, прошла любовь, завяли помидоры!

— Ух ты, — удивился Ерёма, — а что, любовь была?

— Да знаю я, что свою сучку городскую забыть не можешь! Ну и хрен с тобой! Мне всё равно, я уезжаю, а хату на замок! Понял!

Ерёма молчал. Любка собрала кое-какие вещи, взяла ржавый замок с ключом, подбросила его на ладони, вопросительно взглянула на мужика:

— Ну, собирайся что ли, долго я буду ждать?

— Голому собираться – только подпоясаться, — вздохнул Ерёма, собрал свои вещи в рюкзак и вышел из дома. Любка закрыла дверь, сбегала в сарай, видно, ключ там прятала, помахала Еремею рукой на прощание и, виляя задом, побежала к автобусной остановке. Еремей присел на порог, закурил. Подошел сосед Андрюха, присел рядом, закурил тоже.

— Куда это она? — кивнул он в сторону автостанции.

— Уехала лучшей доли искать. Я ей видно не подошел. И хату вот закрыла. Что делать, ума не приложу.

— Шалава она. Нету бабы, и это не баба. Ты Ярёма, не горюй. Конечно, на работу тут устроиться трудно, но выход всегда есть. — успокаивал Андрей соседа, — У меня в Выселках хата есть. Там родители мои жили. Три года назад умерли один за другим, а хата осталась. Строение ещё крепкое, сад большой: яблоки, груши, виноград. Там у меня пчелы стоят. Если хочешь, заходи и живи. Я с тебя ничего не возьму, если только за пчелами присмотришь, да медогонку покрутить поможешь. Не боишься пчёл-то?

— А кто их знает. Я с этой живностью не знаком.

—Познакомишься, дело интересное. Я тебе мешок картошки дам на семена и посажу.

— Так там и огород есть?

— А как же! Ещё какой! Он, правда, охренел за последнее время.

— Это как?

— Да хрен там разросся. Жуть!

— Вон что! Это не беда! — засмеялся Ерёма.

— Так что, по рукам?

— По рукам.

— А если ты мне тут со стройкой поможешь, так я тебе ещё и заплачу.

В тот же вечер мужики поехали в Выселки. Еремею понравилось новое место жительства. Домик Андрея здесь был не один, их с десяток стояло на берегу небольшого пруда, рядом сплошной стеной подступал лес. И кругом - ни души. Еремей не думал, не гадал, что его жизнь устроится таким образом. Эту ночь он переночевал у соседа, а утром принялся устраивать своё новое жильё. Жена Андрея дала ему ведро, тряпку и пол-ведра известки. А всё остальное он нашёл на месте. Здесь чего только не было. Ерёма прошелся и по другим брошенным усадьбам. На заборе одного из домов он нашел приличный обрывок бредня. Сделал из него сачок, и к вечеру у него уже варилась на костре прекрасная уха из окуней и краснопёрок. Он давно не ел рыбу. Конечно, это не та рыба. И тиной припахивает, и костей много, и все же это была рыба. К концу следующего дня Еремей уже вычистил и побелил хату, очистил и вымыл окна и двери, настелил на струю деревянную кровать сена, прикрыл стареньким одеялом, которое нашёл на чердаке. Чего тут только не оставили в своих хатах старые хозяева: и посуда, и мебель, даже зеркало в старой резной раме притащил Ерёма в своё жилище. Вечером приехал Андрей, привёз ему буханку хлеба и банку свежего молока. Андрей осмотрел работу Еремея и высоко оценил его труд:

— Да ты прямо ударник коммунистического труда! Молодец! И плитку подмазал, и ходы прочистил! Где хоть ты всему научился, прямо мастер на все руки!

— Да чему тут учиться, всё же просто, — засмущался Ерёма.

Всё лето Еремей зарабатывал деньги, готовился к зимовке. Он наловил и насушил рыбы, насолил грибов. Под навесом у него связанные пучками сушились полевые ягоды, зверобой, мята, липа. В огороде выросла картошка, капуста, огурцы и всякая мелочь. За помощь в постройке летней кухни Андрей неплохо заплатил ему. Иногда Еремей пас скотину в чью-то очередь. За это люди не только кормили пастуха, но и платили хорошие деньги. Местные одинокие женщины не могли не заметить делового, работящего, да ещё и непьющего молодого мужика. Некоторые напрямую предлагали и кров и любовь. Но Еремей только посмеивался, сверкая красивыми серыми глазами.

Но вот как-то по осени, судьба сама пришла к нему на усадьбу. Хозяин сидел на корточках около плитки-мазанки во дворе и подкладывал дровишки. На плите уже кипела уха, и весело ворчал чайник. Собачонка Муха кинулась к забору и залаяла. Еремей поднял голову и увидел молодую девушку. Она была с длинной русой косой. Лицо у неё было простое и милое, без тени кокетства. Незнакомка держала в руках корзину с грибами и смущённо улыбалась. Ерёма приветливо поздоровался и предложил девушке пройти к столу и разделить с ним трапезу. Ему отчего-то стало весело, он начал шутить, балагурить, посадил гостью за стол и налил ей тарелку рыбной похлёбки. Девушка молча подвинула тарелку, взяла хлеб и начала есть. Еремей не сразу заметил странность в поведении незнакомки. Боже мой, подумалось ему, да она же немая. У девушки было такое милое лицо. Она так смешно морщила свой курносый носик и так робко и ласково поглядывала на Еремея, что ему захотелось сделать для неё что-то хорошее, доброе, чем-то порадовать её. Он вскочил из-за стола, побежал в сад, выбрал самое большое красное яблоко, помыл его в бочке и преподнёс его гостье с шутливым поклоном. Девушка счастливо засмеялась, взяла яблоко, подержала его на ладошке, любуясь, и спрятала в карман. Какое-то мгновение они стояли и смотрели друг на друга. Потом незнакомка будто спохватившись, всплеснула руками, схватила корзину с грибами и протянула Еремею, мол «бери». Но Еремей замотал головой.

— Нет, нет, я сам собираю, мне не нужно!

Девушка кивнула головой и медленно пошла к воротам. Ерёма стоял и молча провожал её взглядом, пока она не обернулась и помахала ему рукой. Потом Ерёма сел за стол и задумался. Его мысли беспорядочно клубились в голове. Жизнь его показалась ему бесцельной и бестолковой. На душе стало муторно, он впервые почувствовал ужас одиночества. Всю ночь ему снилась незнакомка, она смеялась и звала его:

— Ерёма, Ерёма!

Он пытался поймать её, но она исчезала и появлялась в другом месте. Ерёма вышел на улицу, скрутил самокрутку, закурил. Сердце всё ещё колотилось как сумасшедшее.

— Влюбился я что ли? Вот угораздило… Значит, живой ещё Ерёма… Да, ничего, пройдёт. С глаз долой, из сердца вон, — успокаивал он себя.

Но не тут-то было. Видно, не один Ерёма не спал в эту ночь, потому что на следующий день незнакомая и уже знакомая девушка вновь появилась у ворот. Ерёма обрадовался несказанно. Он бросился мыть руки, сбросил с себя рабочий халат и поздоровался с гостьей за руку. Рука её была теплая и мягкая. Ерёма пригласил гостью за стол. Она вдруг всплеснула руками, покопалась в корзинке и извлекла оттуда пакет с пирожками. Пирожки! Ерёма не ел их уже лет сто. Жена не баловала его пирожками, а на судне их кок Петька, по прозвищу «Бычок», пирожков не стряпал, одни оладьи, и то изредка. Он взял один пирожок и понюхал его. Пирожок вкусно пах ванилью и яблоками. В этот день молодые люди засиделись до заката солнца. Ерёма рассказывал девушке о своей жизни. Она слушала внимательно, как будто понимала. Там, где было грустно, она грустила, там, где весело – смеялась.

— Ты что, слышишь меня? — спросил Еремей. Девушка утвердительно кивнула, потом прикоснулась к своим губам и отрицательно покачала головой.

— Вот оно что, она слышит, но не говорит… А так всегда было? — спросил Еремей. Девушка отрицательно покачала головой.

Утром следующего дня приехал Андрей. Мужики до обеда провозились на пасеке, потом сели отдохнуть и перекусить. Андрей привёз с собой бутылку первача и шмат копченого сала. У Еремея уже сварилась молодая картошка, вяленый карп аппетитно поблёскивал на столе. Мужики выпили, молча смачно, закусывали. Еремей нарушил молчание неожиданным для Андрея вопросом:

— Слушай, тут ко мне девушка какая-то заходила, странная, молчит, а будто понимает всё.

— А, да это Полинка, моя племянница. Светлая душа. Она немая, но не глухая. Лет до десяти она нормальная была, а в 10 лет авария случилась. Они всей семьёй на тракторе за сеном ехали. Мой брат за рулём, а жена с дочкой на телеге. Под горку на повороте тележка опрокинулась, жена с дочкой из телеги выпали. Вроде все живы, а девчонка с этих пор немая.

— И что же, к врачам не возили?

— Да возили, говорят, что голосовые связки повреждены, а может, от испуга..

— А сколько ей лет?

— Да уже много, лет наверно 28. А ты почему спрашиваешь?

— Да так, просто интересно. Я уже тут одичал, а тут девушка, судьба такая интересная. Жалко её.

— Да жалко. И замуж никто не возьмёт.

— Да это как сказать.

Вечером Еремей как всегда затопил свою плитку, поставил картошку, неторопливо подбрасывая хворост и думал, думал. О чём? Он и сам не мог бы сказать. Мысли лениво ворочались в голове, как старые жернова. Вдруг где-то рядом хрустнула ветка, Ерёма встрепенулся, и вдруг нежные девичьи руки закрыли ему глаза.

— Полина, Полинушка ты моя!

Ерёма повернулся, взял руки девушки в свои и начал целовать эти нежные белые пальчики. Полина охнула, бросилась к мужчине на шею и прильнула к губам. Ерему бросило в жар, он сначала оторопел, а потом подхватил девушку на руки и понёс в хату. Теперь они встречались каждый день, и ничто не мешало их счастью. Нельзя сказать, что Ерёма не задумывался, как быть дальше, но он гнал от себя эти мысли и жил одним днём. А Полинка между тем как на крыльях летала. Мать заметила перемены в поведении дочери и поделилась с отцом:

— Что-то неладное творится с девкой, отец. Уж вон морозы лупят по утрам, никаких грибов давно нет, а она всё бегает куда-то. А тут ещё, огурцы солёные банками жрёт, да и с лица вроде как изменилась.

Отец побагровел:

— Ты что хочешь сказать, что она тяжёлая? Как ты допустила? Убью! Кто этот мерзавец?

Катерина потупилась:

— Знаю, Фёдор я виновата. Да только может оно и хорошо. Ребёнок у Полюшки будет

— Нет, — кипятился Фёдор, — ты завтра проследи за ней. Как соберётся идти, ничего не говори, а за ней иди и потихоньку проследи, куда и к кому она ходит. А там поглядим.

На следующий день родители Полины застукали влюблённых. Фёдор влетел в дом с охотничьим ружьём в руках:

— Убью гада!

Полина вскочила и спряталась за Еремея. Еремей выпрямился, заслонил собой Полину. Крепкий, коренастый он стоял посреди хаты широко, по-матросски расставив ноги, и выжидающе смотрел на Фёдора.

— Что, морячок, доигрался? Что ж ты, паскудник, наделал, а? Испортил девку, она и так несчастная!

Катерина заголосила в голос:

— Ох, лишенько мне, лихо! Ведь тяжёлая она, ирод ты проклятый!

— Что значит тяжёлая? — удивился Ерёма.

— Дитя она ждёт, вот что!

Ерёма резко повернулся к Полине:

— Это правда? Ты беременна?

Поля, ни жива ни мертва, утвердительно кивнула головой. Ерёма вдруг схватил девушку на руки и закружил по комнате:

— Любимая моя, солнышко моё, у нас ребёнок будет, а я думал, что жизнь моя кончена! Отец, мать, отдайте за меня Полинушку, всю жизнь любить буду, не обижу, — и хлопнулся на колени, — если только стар я для вашей дочери. Фёдор очухался первым:

— Ну, будя, будя, старый он, ребятишек стругать он молодой, а жениться – старый. Ишь ты! Ну, а ты, доча, согласна? — обратился отец к Полине.

Девушка заплакала и плюхнулась на колени рядом с любимым.

— Ну что ж, стало быть, так тому и быть! Да вставайте уже, окаянные!

— Стойте! — вдруг вскрикнула мать, она схватила со стены икону Богородицы и благословила молодых.

Свадьбу сыграли тихую, Полина родила девочку, а через год Еремей построил себе дом на берегу речки. К этому времени он уже восстановил права и работал водителем. В деревне долго обсуждали эту историю. Бабы чесали языками у колодца.

— Надо же, на немую позарился! А то нормальных баб в деревне мало!

— И как они только снюхались? Вот тебе и Полина! Вот тебе и немая!

Андрей, который за это время стал настоящим другом Еремея, сразу пресёк бабью трескотню:

• Вам всем неплохо бы языки-то пообрезать! А то как будто делать нечего, всё ими чешете. А ну марш по домам!

Мимо проехал Ерёма на грузовике, рядом сидела улыбающаяся Полина и держала на руках годовалую Анечку.

• Камса
• Вот так покатались! (рассказ)
• Кормилица
• Дрюнька (окончание)
• Новые стихи
• «Просто жить…» (к юбилею Лилии Новиковой)
• Попутчица (случай на кладбище)
• Самоварная любовь