(рассказ)

Николай Полетаев скосил последний рядок травы, вытер косу, положил её на траву, бросил в рот несколько ягод земляники. Во рту посвежело. Он расправил плечи, сделал несколько упражнений, потянулся. Во всем теле чувствовалась приятная усталость.

Николай любил это состояние. Довольный собой, он упал на скошенный рядок и несколько минут ещё смотрел на луг. Нескошенной травы было ещё много. Коси не ленись! А уж красота кругом была просто сказочная! Цветы и травы тяжело прогибались под тяжестью росы. Солнце только поднималось над горизонтом, играя разноцветными красками в каждом хрусталике. Особенно причудливо выглядела паутина. Николай встал и, любуясь окрестностями, спустился к речке, чтобы умыться и попить водички из родника.

Парень только недавно пришёл из армии. Три года он не видел родных мест. Но помнил и знал здесь каждое деревце, каждый ручеек и про родник, который бил из-под большого камня, он тоже помнил, поэтому легко нашёл его и напился чистой, холодной, до ломоты в зубах, родниковой воды. Потом обмылся в речке до пояса, взъерошил рукой свой шикарный чуб и стал подниматься в гору. На берегу под ракитой у Николая был спрятан старенький велосипед. Он откинул ветки, вывел своего «коня» и вдруг остолбенел: прямо на него шло огромное стадо крупных белых гусей с красивым гусаком впереди, а сзади с прутиком в руке не шла, а плыла над землей девчонка лет 15-16-и. Солнце освещало её сзади, и лица было не рассмотреть, но вся её хрупкая фигурка как бы светилась изнутри, копна светлых пышных волос чудесной аурой обрамляла её головку. Николай остановился как вкопанный, не решаясь двинуться с места. Девчонка поздоровалась, сверкнув на незнакомца большими серыми глазами из-под выгоревших пушистых ресниц, и побежала под горку, сверкая голыми розовыми пятками. Николай стоял и смотрел ей вслед. Он и сам понимал, что его поразило в незнакомке. Девчонка как девчонка. Молоденькая совсем, хрупкая, коленки вон все в зеленых горошинах, босые ноги, красные от холода, как у гусенка. А девчонка между тем забежала к роднику, попила водички и стала подниматься. Поравнявшись с Николаем, она остановилась и, чуть набычившись, спросила: — Вам чего?

— Да ничего, - пожал плечами Николай, — Вот стою, на тебя смотрю. Можно?

— Было бы на что смотреть, а то… — девушка попыталась одернуть платье и прикрыть колени, но платье оказалось слишком коротким.

Николай катил велосипед, девушка пошла рядом. В руках она держала ромашку и отрывала лепесток за лепестком.

— На любовь гадаешь? - просил Николай.

— Да какую любовь, - засмущалась девушка, так просто.

— А давай знакомиться. Меня Николай зовут, а тебя?

— Валя, - тихо произнесла девушка.

— Валя, Валечка, Валюша, - пропел Николай.

— Да ну Вас, - отмахнулась Валя.

— А что это ты мне все выкаешь? Или я такой старый?

— Да просто я всем, кто старше меня, говорю «Вы». Так воспитали.

— Ишь ты, — удивился Николай, — а тебе сколько лет?

— Шестнадцать. Я восьмилетку закончила. Теперь вот буду поступать учиться.

— А куда если не секрет?

— Да какой секрет. В педучилище. У нас все хорошие девчонки туда поступают. А в этом году, говорят, конкурс ужасный: 10 человек на место!

— Ого! А ты хорошо учишься?

— Нормально.

— Тройки есть?

— Нет. И четверок нет.

— Одни пятерки?

— Ага.

— Тогда поступишь.

— Ой, не знаю. Я было хотела на агронома пойти, да мамка рассоветовала. Говорит, будешь всю жизнь с мужиками по полям лазать в резиновых сапогах да матерщину слушать. Я подумала, и правда, я читать люблю и с детьми люблю заниматься. Ой. Я пришла. Вон мой дом, третий справа.

— А, так ты Семена Михайловича дочка? Он говорят, болеет сильно?

— Да, старые раны открылись, боли очень сильные.

— А почему я тебя не знаю? Ты в Смирновскую школу ходила?

— Нет, в Топковскую, мама там телятницей работала, вот мы вместе и ходили, я ей помогала. Ну ладно, я пошла.

Валя махнула рукой и исчезла за поворотом.

Целый день Николай ходил как шальной. Отвечал невпопад. Тетки не могли понять, что происходит с парнем. Надо сказать, что Николай был сирота, поэтому воспитывали его тетки по отцовской линии, две девки-вековухи. Тетки Николая были родными сестрами, но очень разными как внешне, так и внутренне. Старшая, Екатерина, смахивала на староверку: всегда в темном длинном платье и в платке, повязанном по самые глаза. По вечерам Катя долго молилась, отбивала поклоны, и все просила Бога простить ей какой-то грех. Младшая, Наталья, была отъявленной сплетницей. Новостями она как будто питалась. И было ещё одно увлечение у Натальи – это обжорство. Объединяла сестер любовь к племяннику и гордость. А Николай и правда был хорош собой. Высокий, смуглый, косая сажень в плечах. Его глаза чайного цвета под густыми темными ресницами как будто прожигали насквозь. А белозубая улыбка сводила девок с ума. Вначале тетки решили, что в их деревне для племянника нет подходящей кандидатуры на роль жены, но потом пораскинули мозгами и сделали ставку на Антонину, дочку председателя сельсовета. Возраст подходящий, 19 лет, статная, боевая, при должности (Тоня работала учетчицей), с хорошим приданым. А самое главное, отец - начальник. Антонина тоже решила, что они с Николаем отличная пара, и начала обхаживать парня, да ей это было и не трудно, поскольку Николай работал личным водителем её отца. Дочка стала просить отца дать ей машину, чтобы отвезти её куда-нибудь по делам, а там строила водителю глазки, угощала пирожками, которые, якобы, сама пекла, приглашала парня домой на чай.

В конце концов, Николай сдался и стал провожать Тоню с гулянок. Тетки были на седьмом небе от счастья. «Вот устроим Коленькину жизнь, тогда и помереть можно», - любили повторять сестры, хотя им обеим было чуть больше сорока, и до смерти им было ещё очень далеко.

Но как говорится, «человек предполагает, а Бог располагает». Вот и жизнь Николая Полетаева вроде катилась по гладкой дорожке, все ему было ясно, Антонина и тетки поговаривали о свадьбе, а тут вдруг Валя, Валечка, Валюша!

А что же Валя? После первой встречи с Николаем её как огнем опалило. Вся пылая, она прибежала домой и бросилась к матери:

- Я больше не буду босиком ходить. Что я, маленькая? Да и холодно утром, простужусь ещё, а мне экзамены сдавать!

Мать удивилась: - Вот те раз, я виновата. Сколько раз говорила тебе - Обувайся.

Но Валя уже не слушала мать, она подбежала к зеркалу:

- Боже мой, ужас! Гадкий утенок! Волосы и ресницы выгорели, нос облупился, а эти ненавистные веснушки! А коленки-то! Коленки все в зеленке! Позор!

Девушка ушла во времянку и там немножко поплакала. На следующий день влюбленные встретились вновь. Валя пришла в резиновых сапогах, одела кофту и юбку, волосы завязала в пышный хвост. Николай заметил перемены в девушке, но промолчал, тем более, что Валя держалась сухо и сдержанно. Зато Николай шутил, смеялся и радовался, как ребенок. В конце концов, ему удалось рассмешить девушку, она заливисто смеялась, запрокинув голову и обнажив ряд мелких беленьких зубов.

Сначала молодые люди шли рядом, а потом Николай предложил покатать Валю на велосипеде. Она сначала отнекивалась, но потом робко уселась на рамку. Велосипед медленно двигался по дороге. Валя чувствовала сзади жаркое дыхание Николая. Парень не удержался и прикоснулся губами к светлому завитку около уха. Девушка от неожиданности отпрянула, велосипед развернуло, и молодые люди оказались в кювете с крапивой. Николай пролепетал «прости» и протянул девушке руку, но Валя выскочила из крапивы сама и, почесываясь и потирая ушибленную коленку, пустилась наутёк.

А вечером Валя расспросила о Николае свою подругу Гальку. Та знала все новости и рассказала ей про Николая.

- Ах, вот как! Ну и паразит! Сам жениться собирается, а ко мне целоваться полез! Все, больше он меня не увидит!

А Николай больше и не появился. Косьбу он закончил, а ворошить да собирать сено они приходили с тетками днем. Валя, между тем, получила аттестат и готовилась к вступительным экзаменам. 21 июля в Топках был престольный праздник – Казанская Божья матерь. Молодежь из ближайших деревень всегда собиралась на большое гулянье в Топки. Пошла и Валя с подружками. Она изменилась. Пока готовилась к экзаменам, некрасивый розовый загар спал, она чуть – чуть подкрасила бровки черным карандашом, Галя уложила ей волосы. На девушке было сиреневое платьице с ромашками, которое мать купила ей к выпускному, туфли-лодочки и белые носочки. Красота Вали была не броская, но милая, поэтому парни вьюном ходили вокруг девчонки. Валя задумалась, услышав знакомую мелодию вальса «Березка». Она вспомнила и ту дорогу, и те березки памятным летним утром. Интересно, а он помнит? И вообще, где он? Тот, ради которого она пришла сюда. Тот, который приходил к ней во сне. Вдруг Галька толкнула её локтем в бок.

— Ты что?

— Не что, а кто?

— Не поняла?

— Смотри, Полетаев к нам идет через весь круг.

Не успела Валя возразить, как Николай подал ей руку, и она, как загипнотизированная, закружилась с ним в вальсе. Они танцевали молча. Валя ощущала на талии горячую ладонь любимого и молила Бога только об одном: как бы не упасть! Возвращая её на место, Николай прошептал:

— Я буду ждать тебя сегодня у той берёзки.

Галя тормошила подругу, пытаясь узнать, что сказал ей Николай, но та стояла, как замороженная. Заиграли плясовую. В круг плавно вышла Антонина, демонстрируя свою стать и новый наряд. Парни так и пожирали девушку глазами, девчата смотрели с завистью. А Тоня пела:

— Я свою соперницу

Отвезу на мельницу,

Измелю её в муку

И лепёшек напеку.

Все захлопали. Валя глазами нашла Николая, он вместе со всеми хлопал в ладоши и смеялся. Валя сделала шаг назад, другой, вышла на дорогу и бросилась бежать. Домой, домой! Подальше от этого веселья! Счастье, боль, страх, обида, ревность – всё смешалось в этом бедном девичьем сердце. Николай заметил исчезновение девушки почти сразу. Он подошел к Гале, что-то спросил у неё. Галя махнула рукой в сторону дороги. Николай схватил велосипед и кинулся вдогонку. Валентину он настиг уже на Слободском повороте. Щеки её горели, в глазах стояли слезы. Николай остановился. «Садись», - кивнул он на велосипед. Валя, тяжело дыша, села впереди. Несколько минут и они уже стояли напротив друг друга, тяжело дыша и сверкая глазами. Валя качнулась, Николай подумал, что она сейчас упадет и подхватил девушку на руки, потом снял пиджак и усадил на него свою драгоценную ношу. Сам сел рядом, бережно обнимая девушку. Первой нарушила молчание Валя.

— Ну и зачем всё это? Я знаю, ты женишься. Тоня завидная невеста, богатая, отец у неё начальник. Я желаю тебе счастья. Вы будете прекрасной парой, и у вас будут красивые дети, — Валя посмотрела в глаза Николаю. – Очень красивые. Николай вдруг нагнулся и накрыл её рот поцелуем.

— А теперь послушай меня! Я пока не женюсь! Тонька неплохая, я согласен, но я её не люблю! Поняла!

— А?

— Кого я люблю? Тебя, моя хорошая! Моя чудная, милая, самая дорогая! Но я пока не могу на тебе жениться, потому что ты несовершеннолетняя. Это будет возможно только через два года. А через два года ты, может, и не взглянешь на меня. Я буду уже старый для тебя!

Валя улыбнулась. Прижала руки к горящим щекам.

— Дурак ты, Коля! Я всегда буду тебя любить: старого, больного, мне все равно, понял?

Домой Коля пришел, когда уже светало. Тетка Наталья утром выгнала корову, ни о чем не подозревая, а соседка тут же огорошила её известием, что мол Колька – то ваш Тоньку бросил, а провожал вчера Семенову малолетку. Дома разгорелся скандал. Тетки поставили ультиматум: или жениться на Тоне, или иди на все четыре стороны! А на работе его ещё вызвал к себе на ковер председатель сельсовета.

- Что же это ты, Николай, мою девку-то позоришь? Женихался, женихался и в кусты! Говорят, с малолеткой связался? А за это и срок схлопотать можно!

Николай растерялся, он не знал, что ему делать. После работы незадачливый жених купил бутылку водки, выпил её один, уселся в саду под яблоней и ругался, разговаривая сам с собой.

— Это ж надо! Со всех сторон обложили, как гончие зайца! Почему это я должен жениться на Тоньке? Я её не люблю! И я ей ничего не должен. И никому ничего не должен! И вообще, «Врагу не сдаётся наш гордый Варяг!» Я ещё повоюю, вот так!

Он так и уснул под яблоней. Вечером Наталья прикрыла его старым полушубком. А наутро вдруг стало плохо Екатерине. Её отвезли в больницу, а там сказали, что у неё рак, и жить ей осталось не много. Оказывается, её все это время мучили боли, но несчастная молчала, все молилась и твердила, что это Бог её наказал за какой-то тяжкий грех. Перед смертью тетка позвала к себе Николая и высказала ему свою последнюю волю:

— Женись на Антонине!

И Николай смирился. Валентина поступила в педучилище и уехала из дома. О смерти тети Кати Валя узнала из письма Гали, и молчание Николая она связала с этим событием. О последней воле покойной Валя ничего не знала, а ведь покойница подписала смертный приговор их с Николаем любви. Как – то Валя приехала домой на выходные, сходила в клуб, но её любимый так и не появился.

— Да он же не знал, что я приехала, да и адреса моего у него нет. Как же он мне напишет? Куда? «На деревню дедушке»,- подумала Валентина и сама написала Николаю.

Тетка Наталья письмо перехватила, она потом нашла конверт, бумагу и сама написала Вале. Она не оскорбляла девушку, уверяла, что она такая грамотная, молодая и красивая найдёт себе жениха в городе, а Николай на Покров день женится.

- И учти, дорогуша, - писала Наталья, — в примаки к твоей матери он не пойдёт! Вам работник нужен? Отец –то твой, видать, доходит. А я тебя к себе не приму в невестки. Даже и не думай! Такова воля Кати и моя тоже. А не послушается — прокляну.

Валя сидела на кровати, как потерянная, и смотрела в одну точку, когда пришли из магазина её соседки по комнате. Девчонки сразу поняли, что с подругой что-то не так. Они были в курсе Валиных переживаний, видели фотографию Николая, которую она вырезала из газеты вместе с названием «Передовой комбайнер». Одна из девчонок, шустрая Олечка, взяла у Вали письмо из рук:

— Можно? — девушка махнула рукой, — читай!

Какое–то мгновение девчонки молчали, а потом разом все заговорили, загалдели.

— Вот зараза, а! Это ж надо, в невестки не возьму! — кипятилась Оля.

— Ой, какие люди злые. Да разве так можно? Ну ладно, вышла бы ты, Валь, замуж, а как бы вы жили, а? — возмущалась добрая неторопливая Маша.

— Подождите! — вдруг вступила в разговор рассудительная Лида. Она была на два года старше девчонок, и они её слушались и советовались с ней.

— Вот вы всё тёток осуждаете. Их как раз понять можно. Они люди пожилые, практичные, расчетливые, а Николай-то где? Он что, теленок? Его можно взять за веревочку и отвести в любое стойло? Я, например, его не понимаю. И ты, Валя, подумай, любит ли он тебя!

— А ты, Валька, назло ему возьми и закадри какого-нибудь красавчика, а про Кольку забудь! - тараторила неугомонная Олечка.

—- Не говори глупостей, — перебила её Лида, — назло никому ничего делать не надо. Это не выход, только себе навредишь. И вообще, Валя, ты ещё слишком молода, чтобы так рвать своё сердце! Успокойся и просто живи. Учись вон! Нам ещё столько учиться!

— Ой, какая ты умная, Лида, — прошептала Маша.

— Как хорошо, что ты с нами живёшь. А я вот не буду влюбляться никогда и ни в кого! Будь он хоть Ален Делон!

Девчонки обнялись. Внешне Валя казалась спокойной. Она, как и все, ходила на занятия, в магазин, в кино и в парк с девчонками. Парни замечали стройную белокурую однокурсницу, но только Валя не замечала никого кругом. Везде ей виделись золотистые глаза с крапинками и загорелое красивое лицо.

— Ну и женись, и будь счастлив, а я все равно буду тебя любить. — говорила Валя портрету, который так и лежал у неё в дневнике.

А 13 октября, под праздник Покрова Пресвятой богородицы, Валя срочно собралась и поехала домой. Вечером Галя сама прибежала к подружке и рассказала в подробностях, как сватались, как за постелью приезжали, и что жених всё время грустный ходил, а Тонька как на крыльях летала. А на следующий день была свадьба, и Валя вместе с девчонками пошла на регистрацию. Она старалась быть веселой, вела себя непринужденно, но сердце ныло и болело, а голову сверлила одна только мысль: «Неужели не любил?» Всё время Валентина старалась быть в тени подруг, а когда молодые стали выходить из сельсовета, Николай встретился взглядом с серыми глазами, полными слёз. Он шагнул вперед, не глядя под ноги, споткнулся, наступил невесте на фату, фата слетела с головы, новобрачной. Народ ахнул: «Не к добру!»

Прибежав домой, Валя кинулась помогать матери. Затопила баню, прибралась во времянке, подбелила там плитку, поменяла постельное бельё. Матери она сказала, что будет спать там, тем более что в доме лежал больной отец, поэтому в жилище стоял тошнотворный запах. К тому же отец стонал и кашлял. Вечер наступил быстро. Валя принесла во времянку красные георгины, налила воды в глиняный кувшин, поставила в него цветы. Скатерть на маленьком столике показалась ей не очень чистой, поэтому девушка поменяла её. Потом взяла книгу и задумалась. И тут зашла мать. Маруся все понимала про свою дочку, но лезть к ней в душу не собиралась. Да и что тут скажешь!

— Во, красоту-то навела! Как будто гостей ждёшь! Как там у тебя дела? Валя улыбнулась:

— Всё хорошо. Мам. Учились мы пока мало, потому что в колхоз на картошку ездили. Знаешь, мы себе навозили всего из колхоза: и картошку, и капусты, и морковки, и яблок!

— Ишь ты! И не ругают вас за это?

— А кто нас поймает? В ведро насыплешь, а сверху свитер бросишь, да ещё сядешь на ведро. Нас ведь на грузовике возят. Каждый выходной, чтобы в баню сходили. Да там, в колхозе, овощей горы, а нам зимой хорошо, с голоду не умрём.

— Ну и молодцы! Ишь, какие хозяйственные! А девчата-то откуда?

— Да, в основном, деревенские из Орловской области, но есть и городские, и иногородние.

Они ещё немного поговорили, мать ушла спать, а Валя взяла книгу, но смысл прочитанного не доходил до неё. Она встряхивала головой, пытаясь отогнать ненужные воспоминания, пыталась начинать сначала – все без толку. И тут из глаз девушки хлынули слезы, она глухо всхлипывала, обняв подушку. Маруся вышла на крыльцо, прислушалась… все тихо. Вдалеке слышались звуки гармошки. Свадьбу играют. Ну и пусть играют. Будет и в нашем доме свадьба. Женщина зевнула, перекрестила рот и пошла спать. Вскоре свадьба закончилась. Молодые пошли на свою половину. Антонина начала расстилать постель, взбила и без того пышные подушки, а Николай вышел на крыльцо покурить. Антонина выскочила следом, томно потянулась, позвала спать. Николай сказал, что вот докурит папиросу и придёт. На глаза ему попался велосипед. Он, как верный конь дожидался его у порога. Николай откинул сигарету, сел на велосипед и помчался в сторону Слободки.

— Я должен её увидеть, должен попросить прощения. Убеждал сам себя Николай. Валя все ещё не спала, когда услышала знакомые шаги. В одной ночной рубашке она метнулась к двери. Николай тяжело дышал, он подхватил её на руки, принёс в комнату, посадил на кровать, а сам упал перед девушкой на колени, обхватил руками её хрупкую фигурку и затрясся в рыданиях.

— Прости! Прости меня, любимая! Не могу я с ней жить и не буду! Я тебя люблю! Вот дурак! Зачем я расписался? Ты только не гони меня! Я так соскучился! По этим волосам, по губам твоим. Эх, Валя, Валечка, Валюша!

Валя сидела ни жива ни мертва. В голове не было никаких мыслей, только сердце гулко колотилось в груди. Тоня, между тем, вышла на улицу, поискала мужа, разозлилась, взяла с собой бутылку наливки и кусок пирога. Через полчаса она уже спала. В общем, в эту ночь не Тоня, а Валя стала женщиной. На прощание она сказала Коле:

— Я буду любить тебя всю жизнь! И никто и ничто мне не помешает!

Они всё рассказали друг другу и всё поняли друг про друга. На следующий день Валя уехала, а Николай вернулся к жене и тётке. Антонина и Наталья попытались закатить ему скандал.

— Ты что же думаешь, я это буду терпеть? — подступила к мужу Антонина.

— А ты не терпи! Ты хотела получить меня в мужья? Получила? А в любви я тебе не клялся. Не нравится такая жизнь – иди на все четыре стороны, я тебя не держу! — выкрикнул Николай и хлопнул дверью. Наталья, было, хотела открыть рот, но племянник так на неё глянул, что та осеклась и больше он её не слышал.

Прошло четыре года. Николай жил на две семьи. Помогал по хозяйству и Валиной матери. Ибо муж у неё уже три года как умер, и своих женщин не бросал. Все годы, пока Валя училась, она встречалась с Николаем. Иногда, ложась в холодную постель, тихо плакала. Мать, жалея её, иногда говорила:

— Вышла бы ты замуж, дочка. И жила бы, как все люди. Ну что ты к нему прикипела? Так и будешь до старости с ним крутиться. Ни семьи, ни детей. А стыд-то какой! А ведь ты учительница!

Валя всё про себя понимала, только без любви она замуж не хотела. Но однажды произошло событие, которое перевернуло все в жизни наших героев. Николай на время уборки брал комбайн и в сезон зарабатывал столько денег, что и за год, работая водителем в сельсовете, не получал. В этот день он работал на подборщике. Солома была влажная, барабан забился, замотался. Николай вылез из кабинки и попытался руками выбрать солому из барабана. В это время его помощник Васька залез в кабину и включил подборщик. Правую руку Николая сразу прихватило и стало затягивать под барабан. Николай упёрся правой ногой, пытаясь выдернуть руку, но нога тоже соскользнула в барабан. Васька высунул голову из кабины, ища глазами Николая и вдруг увидел, как из-под барабана хлещет кровь. Он выключил подборщик, подбежал к Николаю. Тот был ещё в сознании и прошептал:

— Порви рубаху и останови кровь.

Ваську учили этому в школе, и он, дрожа всем телом, все-таки, справился и кровь остановил.

Валентина Семёновна в Слободской начальной школе делала ремонт, когда увидела бегущую к школе Тоню. Та была вся красная, простоволосая, одна нога в тапке, другая босиком.

— Валька, Валька! Нашего-то покалечило! — кричала Тоня. Она как будто ополоумела,

— Ох, мамочки! Покалечило! Теперь на всю жизнь инвалид. Ни рук, ни ног, как самовар, один краник остался! И жив ли будет, неизвестно. А если и останется, то обрубок!

Валя стояла, ломая веник, до неё с трудом доходил смысл сказанного.

— Ты езжай к нему, забирай его, а мне самовар не нужен.

— Где он? Спросила Валентина.

— В Колпну увезли, в хирургии, наверно, — уже спокойнее проговорила Тоня и пошла прочь, утирая платком грязный пот.

Валя сняла халат, заляпанный краской, и бросилась бежать. Женщина думала поймать на дороге машину – попутку, но все были на уборке. Тогда она решила идти к председателю сельсовета. Прямо с порога Валентина бросилась к председателю в ноги. Она сидела на полу и рыдала. Иван Петрович молча, поднял женщину, усадил её на стул, дал ей воды. Он сидел, смотрел на неё и думал, зачем она пришла? То, что вопрос связан с его зятем, он не сомневался. Но что ей надо? Он смотрел на неё и поражался, надо же, как она умеет любить! Конечно, Колька мужик видный, но ведь и она хороша собой, умна, образована. Да любой бы за счастье посчитал заиметь такую жену, а она, ишь ты, как присохла, а убивается-то, убивается как! Петрович дал ей немного успокоиться, потом тихо спросил:

— Да ты зачем пришла-то, Валентина Семёновна?

— Иван Петрович, миленький, — глотая слёзы, заговорила женщина, — знаю, я очень виновата перед вашей семьёй, перед Тоней, но ничего не могу поделать, это сильнее меня! Тоня сама от него отказалась. Сказала «забирай», он ей не нужен, а мне нужен любой: больной, здоровый, всё равно!

— Как отказалась? - вскинулся Петрович.

— Так, отказалась. Сказала, что ей самовар не нужен!

— Ах ты, зараза! Председатель взялся за телефон:

— Шурка, Тонька дома? Ну-ка, дай ей трубку! Ты собираешься к мужу ехать? Как не поедешь? Что?! Так значит, да? Ладно, дома поговорим! Поехали! Председатель бросил трубку на рычаг, пропустил Валентину вперёд, на ходу буркнул секретарше:

— Меня сегодня не будет! И они помчались в Колпну.

А в это время Антонина ругалась с матерью.

— Как же так, Тоня, ведь ты жена ему, одумайся! — негодовала Александра.

— Жена я, да. Только я у него не одна, у него есть любимая жена, вот пусть она и ухаживает за ним. Бегал – бегал, отбегался, — горячилась Тоня.

— Да он мужик! Один он, что ли, гуляет! А отец сейчас приедет, что ты ему скажешь?

— Отец? Да он сам ходок ещё тот! Пятьдесят лет, а он всё к Зинке таскается! А ты всё терпишь! А я натерпелась, хватит! Не могу больше и не хочу! Ни любви, ни детей! Нас ничего не связывает.

— Нельзя так, Бог тебя накажет.

— Бог? А за что ему меня наказывать? Это его бог наказал!

— Есть за что.

— И за что же?

— Не надо было замуж за него выходить. Ты знала, что он Вальку любит.

— Вальку любит! Я его на аркане не тащила. Сам свататься приехал.

Тоня выскочила на улицу и там дала волю слезам.

Иван Петрович с Валентиной примчались в Колпну, нашли дежурную медсестру. Она сказала, что Полетаева оперируют уже шестой час. Председатель дождался конца операции, поговорил с врачом, потом подошел к Валентине:

— Правую руку отняли по локоть и ступню.

Валя горько заплакала.

— Поедем домой, Валентина Семёновна, до утра к нему не пустят, а завтра я тебя с кем-нибудь отправлю.

— Нет, нет, я тут останусь. Пусть он чувствует, что я рядом.

Утром Николая привезли из реанимации. Валентина назвалась женой и прошла в палату. Николай, бледный как полотно, ещё спал, вздрагивая во сне. Ног под одеялом было не видно, а перебинтованный обрубок руки лежал поверх одеяла. Женщина прикоснулась рукой к горящему лбу, взяла здоровую руку больного, прижалась к ней щекой и стала шептать ласковые слова. Николай открыл глаза и тихо позвал:

— Валя, — он то ли удивился, то ли ещё не отошёл от наркоза. Но голос его прозвучал как-то глухо, — а как они тебя впустили?

— А ты что не рад меня видеть? — в голосе женщины зазвучала обида, на глазах выступили слезы, губы задрожали.

Николай протянул здоровую руку, поправил выбившийся из-под платка светлый завиток и притянул голову любимой к своей груди. Валя зарыдала. Мужики, которые были в палате, похватали костыли и потихоньку один за другим вышли в коридор. Валентина вдруг вскинула голову, улыбнулась и воскликнула:

— А что это я тут плачу? Мне радоваться надо, ведь теперь ты только мой, и я тебя никому не отдам! Тоня сама от тебя отказалась.

— Как это? — изумился Николай.

— А вот так, товарищ Полетаев, так и сказала, мол, мне самовар не нужен!

— Да объясни ты ради бога!

Валя наклонилась к уху любимого и что-то прошептала ему. Николай какое-то время изумленно молчал, а потом вдруг громко расхохотался.

— Вот так женушка, вот так Антонина! Так… А тебе значит я и такой мил?

— Да уж куда от тебя деваться, Полетаев, — пошутила Валя.

Через месяц она забрала Николая домой. Мать Вали приняла зятя молча. Через два дня приехал Иван Петрович с Антониной. Они привезли вещи Николая. Антонина в дом не зашла, поставила узлы в сенях, а Иван Петрович поздоровался, внимательно осмотрел хатенку изнутри и снаружи, подошел к хозяйке, похлопал её по плечу:

— Что ж, живите, а с ремонтом я помогу, завтра же к председателю схожу, похлопочу за вас. Пусть Семёновна завтра придёт к 8-ми часам на планёрку.

Валентина пришла. Но вместо помощи её вызвали на заседание парткома. Члены парткома гневно осуждали молодого коммуниста за аморальное поведение. Валя смотрела на эти лица и думала: — Ведь живые же люди, свои. Неужели им так трудно понять, что я никому не делала зла, что мы с Колей очень нужны друг другу?

Как ни странно, но ситуацию спас всё тот же председатель сельсовета. Он сообщил членам парткома, что его дочь сама подала на развод, детей у них нет, и никаких претензий они ни к Николаю Полетаеву, ни к Валентине Семёновне не имеют. На том и разошлись. Тоня и в самом деле вскоре подала на развод, а потом и замуж вышла. Спустя год расписались и Николай с Валентиной. Полетаев к тому времени уже довольно сносно ходил на протезе, научился ездить на велосипеде, легко взбирался на лошадь, поэтому его поставили работать объездчиком. Николай не хотел сидеть дома, хотя там тоже дел хватало. Он одной рукой рубил и пилил дрова, даже косить сено приспособился, пристроив косу к правой руке какой-то петлёй. Всё было мирно и ладно в этой семье, а тут ещё Валентина начала рожать детей. Одна за другой в семье Полетаевых родились три девочки, три дочки, одна краше другой.

— Вот тебе и самовар! — смеялись бабы, — девок рожают, как блины пекут!

Прозвище это так и прилипло к Николаю. Он не обижался. Почти у каждого в деревне было прозвище, тем более, теперь слово «самовар» как бы означало «горячий».

— Не было бы счастья, да несчастье помогло, — говорил иногда Николай, обнимая жену.

— Да уж, сам бы ты никогда не решился на развод, — с обидой говорила Валя.

— Дурак я, с самого начала всё не так пошло!

— Ну уж, как пошло, так и пошло. Видно, судьба у нас с тобой такая.

Как-то Николай, объезжая гороховое поле, встретил Антонину. Поздоровались, остановились, спросили друг друга про жизнь. Полетаев смотрел на свою бывшую жену и думал, как он мог прожить с ней столько времени, ведь никогда ничего к ней не чувствовал и сейчас не чувствует. Антонина между тем горячилась, хвасталась мужем, сыном, новым домом.

— А ты-то, молодец какой, гля-ка, девок-то нарожали целую кучу!

— Так самоварная любовь-то горячая, — усмехнулся Николай.

Тоня посмурнела:

— Да это я тогда испугалась просто. Думала, что не справлюсь. Прости меня, Коль, подло я тогда поступила.

— Да я уж простил давно. Ты тогда смело поступила и правильно. Одним ударом разрубила «гордиев узел». Я тебе даже благодарен.

Прошло несколько лет.

Две старшие дочки Алёнка и Зоя уехали учиться. Обе были похожи на мать. Светленькие, кудрявые, сероглазые. А вот младшая Катюшка уродилась в отца: высокая, смуглая, с глазами чайного цвета и тёмными вьющимися волосами. Она носилась на лошади, садилась за руль мотоцикла. «Огонь девка!» — говорили про неё в деревне. Однажды вечером Николай читал газету сидя на диване и незаметно поглядывал на дочку, которая крутилась около зеркала.

— Эх, красавица, моя кровь. Что с ней будет дальше, кто знает, — думал отец.

Валентина мыла посуду на кухне, когда во дворе заурчал мотоцикл и остановился около их дома. Катюшка метнулась на улицу. Валя поспешила к окну и увидела, как дочка села на мотоцикл, обняла мотоциклиста, засмеялась счастливо. Парень повернулся к девушке, и вдруг…Валентина тяжело опустилась на стул.

—Кто там? Лешка сосед? Валя молчала.

— Да что с тобой? На тебе лица нет! Кто это был?

— Антон это, Тони сын.

— Вон что! Других ребят не нашлось. Я ей устрою, пусть только домой придёт!

— Нет, не смей! Это её судьба, и ломать её я тебе не дам. Ты, видно, теток своих забыл. Антон так Антон.

Николай сел рядом с женой, обнял её.

— Может, ты и права, может, у них любовь настоящая будет, а не то что у нас, самоварная.

— Это у тебя самоварная, а у меня самая что ни есть настоящая, на всю жизнь.

— Господи! И за что мне такое счастье? Я не заслужил. Самовар – одно слово.

— Да уж, Полетаев, так и есть. Только я всякого тебя люблю.

Николай обнял жену, и они ещё долго стояли у окна, вспоминая молодость.

Примирение семей состоялось через два года, когда Антон приехал свататься за Катю.

• Камса
• Вот так покатались! (рассказ)
• Кормилица
• Дрюнька (окончание)
• Новые стихи
• «Просто жить…» (к юбилею Лилии Новиковой)
• Попутчица (случай на кладбище)
• Ярёма и Полина