29 июля Болхов торжественно отметил очередной День города и 75-ую годовщину освобождения от гитлеровских оккупантов. Мой воронежский знакомый и постоянный автор материалов на сайте «Мастера», Олег Волков, сообщил, что ему как болховчанину по рождению, очень хотелось съездить в родной город на праздничные мероприятия.

И его планы осуществились. Олег Серафимович сообщил, что было «Очень здорово, всё понравилось. Пообщался с Вячеславом Константиновичем Рыбниковым, Александром Георгиевичем Фалеевым, был в музее, архиве, встретился со своими дальними родственниками. Один из них проживает в доме со старинной печью, облицованной болховскими цехинными изразцами-кафлями. Сфотографировал, высылаю. Есть и другие находки…». О кафлях и находках чуть позже, а пока предлагаю читателям очерк упомянутого Волковым ещё одного болховчанина и тоже нашего автора – Вячеслава Рыбникова. Один юбилей, военный прошёл (перу Рыбникова принадлежат несколько интересных военных очерков), и теперь Вячеслав Константинович решил напомнить о другой важной дате (Александр Полынкин)

Вячеслав Рыбников

«Смеяться, право, не грешно…», или Забытый юбилей

На 2018 год выпадает 240-летие нашего земляка – композитора, виолончелиста, театрального деятеля, поэта, драматурга, чтеца-декламатора, члена литературного общества «Арзамас», большого друга В.А. Жуковского, а потому и лица, входившего в окружение А.С. Пушкина. Обладателем всего этого множества ипостасей был Александр Алексеевич Плещеев. К сожалению, в стандартном перечне заслуг этой незаурядной личности не указано его главное звание, благодаря которому он и остался в истории. О нём как раз и будет речь в этом очерке.

А.А. Плещеев. Портрет работы К.Молдавского (1841)

Необходимо отметить, что родился Плещеев Александр Алексеевич именно в июне. Подчеркнуть это считаю обязательным, ввиду того, что, из-за ошибки первого биографа Жуковского Карла Зейдлица, некоторые долгое время месяцем его рождения называли август (см. А.Венедиктов «Болховские куранты», 1982, С.45). Путаница возникла от того, что в его имении Большая Чернь Болховского уезда как раз в августе, 3 числа, традиционно широко отмечали день рождения его супруги Анны Ивановны Плещеевой, урождённой графини Чернышёвой. Этот праздник Зейдлиц почему-то соотнёс с хозяином имения, а не с хозяйкой. Ошибка в месяце ещё не настолько серьёзна для биографии, сколь недоразумение в годах. Так В.В. Вересаев, составивший в 1937 г. свод портретов лиц пушкинского круга и давший их описания в своём титаническом труде «Спутники Пушкина», к сожалению, значительно урезал года жизни А.А. Плещеева, указав их как 1775-1827. Это тем более странно, что ещё за 30 лет до него в «Русских портретах XVIII и XIX веков» великий князь Николай Михайлович Романов, хоть и поместил в книге не тот портрет (см. мой очерк «Бледный негр Плещеев»), всё же хронологические рамки его жизни в целом указал верно. Правда, последний год жизни и по этой книге тоже не достаточно ясен, и ограничен лишь указанием на 60-е годы XIX века.

В реальности Александр Алексеевич достиг 1862 года и старческого 84-ти летнего возраста, пережив трёх своих сыновей. К тому же, и начальным годом его жизни принято считать 1778-ой, – от того и получился теперешний 240-летний юбилей.

Кроме года и месяца рождения нашего героя желательно бы знать и число. С датой тоже не всё благополучно. Большинство его биографий, начиная с указанных «Русских портретов…» и включая академический справочник Л. Черейского «Пушкин и его окружение», определяют его 5-м июня. Но здесь опять приходится сталкиваться с аналогичной ситуацией послужившей мне темой для очерка «Метрика Апухтиной в стихах Жуковского». Ближайший друг юбиляра – поэт В.А. Жуковский в автографе одного из своих стихотворений «Нина к своему супругу в день его рождения» («Друг! в тот миг, как из безвестной…») поместил подзаголовок, и этим днём указал 1 июня. Исследователи в Полном собрании сочинений В.А.Жуковского (т.1, 1999 г, С.579) отмечают: «Стихотворение, видимо, было (или должно было быть) преподнесено или читано Анной Ивановной А.А.Плещееву в день его рождения 1 июня». Анну Ивановну муж обычно по-семейному называл Ниной. (см. также примечания к стихотворениям «Первое июня 1813» и следующему – ПСС, т.1, 1999 г., С.624). На 1 июня настаивает и Л. К. Хитрово в сноске к статье «Тексты стихотворений В. А. Жуковского (По архивным материалам Пушкинского Дома)» из сборника научных трудов «Пушкин и его современники», вып. 5 (44), 2009 г. Я также считаю, что в этом вопросе, стоит довериться поэту, который как никто знал даты домашних праздников чернских обитателей.

Ещё в 16-летнем возрасте, «в весеннем цвете юных лет» Александр Алексеевич был удостоен 6-ти страничного дружеского поэтического «Послания…» самого Н.М. Карамзина. Причиной тому, конечно, послужило тесное общение писателя с родителями и всем семейством Плещеевых в период его пребывания в их имении – селе Знаменском Болховского уезда. Там же, по всей видимости, стихотворение и было Карамзиным создано, поскольку год его написания – 1794-й, примыкает ко времени многомесячного пребывания автора «Писем русского путешественника» (так же адресованным Плещеевым) на Орловщине. Чем мог привлечь внимание уже известного писателя, пропитанного впечатлениями от европейских встреч, юноша, удостоенный такого объёмного послания? Думаю, что своим весёлым, артистическим нравом. Недаром в самом «Послании к Александру Алексеевичу Плещееву» мелькают строки:

«Кто муз от скуки призывает

И нежных граций, спутниц их;

Стихами, прозой забавляет

Себя, домашних и чужих;

От сердца чистого смеётся

(Смеяться, право, не грешно)

Над всем, что кажется смешно, –

Тот в мире с миром уживётся…»

Этот юмор живой и общительной натуры Плещеева впоследствии, безусловно, привлек, сблизил и привёл к тесной дружбе с ним В.А. Жуковского, приходившегося ему родственником со стороны сводной сестры Екатерины Афанасьевны Протасовой (её муж был братом матери А.А. Плещеева, а дочери её – Протасова (Воейкова) А.А., известная как «Светлана», и Протасова (Мойер) М.А. – его двоюродными сестрами). Их знакомство связывают с Муратовым на речке Орлике, имением, купленным сводной сестрой в 40 верстах от Большой Черни, и относят примерно к 1809 году.

К тому времени А.А. Плещееву было уже не 16 юных лет, а шёл 31-й год. За прошедшее время, по данным В.В. Вересаева, до женитьбы ему удалось послужить в гвардии. Эти сведения опровергает биография из «Русских портретов…», которая указывает, что он просто с детства был записан в Преображенский полк, а затем в Конную гвардию. До реальной же военной службы дело, похоже, не дошло, потому как образование он получал в знаменитом пансионе аббата Николя. В 1797 году он был принят на службу в коллегию иностранных дел юнкером и определён в канцелярию князя Безбородко переводчиком. Кроме того, биография «Русских портретов…» указывает, что в 1798 году Плещеев сопровождал Павла I в его путешествии по России. В 1799 году он женится. И не на ком-нибудь, а на графине – Анне Ивановне Чернышёвой, и выходит в отставку, поселяясь в Большой Черни Болховского уезда, недалеко от родового имения своих родителей – вышеупомянутого села Знаменское.

Вообще воспоминаний современников о А.А. Плещееве маловато. Некоторые, как Вересаев, довольно часто цитируют Ф.Ф. Вигеля. Интересную выдержку из его «Записок» по этому поводу привожу полностью, хотя и не во всём с ней согласен:

«Еще одного деревенского соседа, но вместе с тем парижанина в речах и в манерах, поставил Жуковский в "Арзамас". В первой молодости представленный в большой свет Александр Алексеевич Плещеев пленил его необыкновенным искусством подражать голосу, приемам и походке знакомых людей, особенно же мастерски умел он кривляться и передразнивать уездных помещиков и их жен. С такою способностью нетрудно было ему перенять у французов их поговорки, все их манеры; и сие делал он уже не в шутку, так что с первого взгляда нельзя было принять его за русского.

Дочь фельдмаршала графа Ивана Григорьевича Чернышева, фрейлина Анна Ивановна после смерти отца перед целым двором обнаружила стыд свой; чтобы прикрыть его, строгий, а иногда и снисходительный, император Павел велел скорее приискать ей жениха. Плещеев был вхож в дом ее родителя; за него первого взялись, и он тут очень кстати случился.

После того молодые супруги удалились в Орловскую губернию и при жизни её никогда не возвращались в Петербург.

В сельское убежище свое перенесли они часть столичных забав, к коим приучена была ее знатность: сюрпризам, домашним спектаклям, fetes champetres [сельские праздники], маскарадам конца не было. Плещеев был от природы славный актер, сам играл на сцене и других учил; находили, что это чрезвычайно способствовало просвещению того края. Только брачные узы забавнику, как говорят, не всегда казались забавны: они были блестящие и столь же тяжкие для него оковы. Графиня не забывала свой титул и была чрезвычайно взыскательна с мужем-дворянином. Деревня их находилась в соседстве с Белевым, а сверх того и госпожа Протасова по мужу приходилась теткой Плещееву, почему и Жуковский всегда участвовал в сих празднествах. Когда, овдовев, Плещеев приехал в Петербург, он возвестил нам его как неисчерпаемый источник веселий; а нам то и надо было. Сначала действительно он всех насмешил, но вскоре за пределами фарсы увидели совершенное ничтожество его. По смуглому цвету лица всеобщий креститель наш назвал его "Черным Враном"; наскучило, наконец, слушать этого ворона даже тогда, когда он каркал затверженное, а своего уже ровно у него ничего не было. Ему было повезло: он попал в чтецы к императрице Марии, сделан камергером и членом театральной дирекции; а после Бог знает, что из него вышло». (Из Ф. Вигель «Записки», часть 5 - М.: Захаров, 2000, С.375)

Многое из того, на что указал Вигель верно, но есть и ряд существенных неточностей:

1. Упоминание о первой молодости и большом свете как-то не стыкуется с общепринятым мнением о знакомстве Плещеева с Жуковским в 30-ти летнем возрасте в орловской провинции, о чём говорилось ранее.
2. Указание на то, что после свадьбы Плещеевы при жизни Анны Ивановны никогда не возвращались в столицу, – не совсем совпадает с фактами. К примеру, их первый сын Алексей 1801 года рождения был рожден и крещён в Петербурге (см. мой очерк «Участники великого заговора»). Но в целом, конечно, жизнь их была сосредоточена в Болховском имении
3. Ссылка на участие Жуковского в плещеевских празднествах ввиду соседского расположения Белёва и Большой Черни тоже ни в какие географические ворота не лезет. Село Большая Чернь в 18 верстах от Болхова, а от Белёва до Болхова по дорожникам начала XIX века все 40 вёрст. Общение же Жуковского с семейством Плещеевых происходило в основном в период его проживания близ Муратово, что значительно ближе к Орлу, чем к Белёву и тоже на солидном расстоянии от Большой Черни (40 вёрст).
4. Личное заключение «злого и завистливого» Вигеля (из характеристики того же В.В. Вересаева) о «совершенном ничтожестве» Плещеева явно не разделяли такие ведущие наши поэты и писатели того времени, как Карамзин, Жуковский, Батюшков и Пушкин.

Партитура оперы А.А. Плещеева «Галиматья», исполнявшаяся в СПб в 1819 г.

Не думаю, чтобы Жуковского, длительное время довольно тесно общавшегося с А.А. Плещеевым (как в орловский период жизни поэта 1811-1814 гг., так и после 1817 года в Петербурге), «совершенное ничтожество» смогло вдохновить на создание целого «плещеевского» цикла стихов! А в нём, по аналогии с Карамзиным, есть и «Послание к Плещееву. В день Светлого Воскресенья», получившее в своё время определённый общественный резонанс. Хотя отчасти не без патриотизма, но, как и большинство стихов этого цикла, отмечено шутливым тоном. «Пришли нам своё послание к Плещееву, которое, говорят, прелестно», – писал в июне 1812 года Батюшков Жуковскому. Возникло оно в ответ на несохранившееся послание адресата, написанное по-французски. Французское послание Плещеева поэты тоже обсуждали в переписке. Дядя лицеиста Пушкина В.Л. Пушкин в мае 1812 г., делая замечания на него по языку и рифмам, писал: «…но и в нём можно найти несколько хороших стихов и заметить, что оно писано человеком умным».

Дело не ограничивалось только стихами. Для чернского домашнего театра сочинялись шуточные пьесы. Всё это Плещеев и Жуковский прозвали «галиматьёй». По одной из версий связано это слово с именем легендарного парижского врача Гали Матье, который лечил своих пациентов смехом, благодаря анекдотам и бессмысленной болтовне. Плещеев, кстати, был автором комической оперы с таким же названием «Galimathias» по мотивам водевиля М.-А. Дезожье «Я проказничаю…».

Любовью к шутовству, на итальянский манер называемому буффонадой , именно остроумный Плещеев заразил Жуковского переведя его из разряда «гробовых дел мастера», как его прозвали друзья по балладам, в «шуточных, и шутовских дел мастера». Писавший по поводу драматических созданий Жуковского того периода Пётр Вяземский подчёркивал: «Надобно было видеть и слышать, с какой самоуверенностью, с каким самодовольством вообще скромный и смиренный Жуковский говорил о произведениях своих в этом роде…». Сам же поэт о своем неугомонном друге отзывался:

«…Чудесный лицедей,

Способный трогать всех или морить со смеха»

«Мой нежной дружбою написанный портрет». Рис. В.А. Жуковского

С другой стороны, сохранившиеся воспоминания о размахе чернских домашних праздников поражают, и кроме того удивляет ещё и их духовная уникальность. Как констатировал К. Зейдлиц : «…здесь, в глуши России, в Орловской губернии, осуществилось то, что Гёте в то самое время представлял в известном своём романе «Wilhelm Meister» и что он видел при изящном и просвещённом дворе в Веймаре». Ведь в плещеевском имении звучали не только юмористические стихи и комедии, здесь писались «Певец во стане русских воинов» и элегии, создавалась и в музыкальном исполнении звучала баллада «Светлана», пелись «Романсы» Плещеева на стихи Жуковского (в рукописном альбоме 1813 г. было их – 16).

Вернёмся, однако, к «Запискам» Ф. Вигеля. Хоть и был он арзамасцем, но раз написал такое, то воздействие личности Плещеева на весь «Арзамас» так понять и не смог. Между тем, были и другие арзамасцы, которые это постигли. Вот, к примеру, что говорил Д.В. Дашков в письме к Вяземскому от 26 ноября 1815 г.: «Неоценённый секретарь наш [Жуковский] недаром жил так долго с Плещеевым и удивительно как навострился в галиматье» (РА. 1866. №3. С.500). Василий Андреевич, как известно, был одним из создателей «Арзамаса» и с его лёгкой руки буффонадой были пропитаны все заседания общества. «Буффонада явилась причиной рождения «Арзамаса», – утверждал позднее Жуковский, – и с этого момента буффонство определило его характер. Мы объединились, чтобы хохотать во всё горло, как сумасшедшие; и я, избранный секретарём общества, сделал не малый вклад, чтобы достигнуть этой главной цели, т. е. смеха; я заполнял протоколы галиматьёй, к которой внезапно обнаружил колоссальное влечение. До тех пор пока мы оставались только буффонами, наше общество оставалось деятельным и полным жизни; как только было принято решение стать серьёзными, оно умерло внезапной смертью». Исходя из этого, напрямую уже можно говорить об определённом влиянии личности Плещеева, всего «плещеевского» цикла стихов и шуточных пьес Жуковского на атмосферу «Арзамаса», поведение арзамасцев и поэтику арзамасского братства.

Членом «Арзамаса» Александр Плещеев смог стать лишь в августе 1817 года прибыв в Петербург после смерти жены, где и познакомился с другим его членом Александром Пушкиным. Уже в начале следующего месяца – 4 сентября 1817 года в Царском Селе «Летопись жизни и творчества А.С. Пушкина» фиксирует сочинение двумя тёзками (вместе с Жуковским и Батюшковым) двух совместных поэтических экспромтов, уезжающему в Варшаву другому арзамасцу П. Вяземскому: «Писать я не умею» и «Зачем, забывши славу». Девять дней спустя Батюшков извещал уехавшего поэта: «В «Арзамасе» весело – Плещеев смешит до надсаду…».

Коллективные экспромты 4-х поэтов

(Жуковского, Батюшкова, Пушкина, Плещеева)

4.IX.1817. Царское Село

Юмор «Арзамаса» был по сердцу выпускнику лицея Александру Пушкину. Ведь недаром в том же духе отмечались затем и все лицейские годовщины, о чём свидетельствуют шутливые протоколы этих дружеских встреч. Плещеевское буффонство водило рукой молодого Пушкина и при создании ряда поэтических творений, в числе которых и безбожная «Гавриилиада».

Известны и гораздо более поздние встречи и общение «Плещепуповича», как его шутливо величал Жуковский, с Пушкиным. И это тоже определённый вклад в развенчание вигелевского мифа о его «совершенном ничтожестве».

В советское время А.А. Плещеев тоже не был забыт. Музыковед Александр Глумов (1901-1972) сделал его героем трилогии романов: «Юные вольнодумцы» (1959), «На рубеже века» (1965) и «Судьба Плещеевых» (1973). Он помянут в биографиях и книгах, связанных с творчеством В.А. Жуковского (В. Афанасьев, М. Бессараб, Р. Иезуитова и др.), и в ряде изданий, посвящённых пушкинскому окружению (В. Вересаев, Л. Черейский, В.Соколов). О нём также писали и орловские краеведы П. Сизов, В. Власов, А. Венедиктов и др. в своих статьях и книгах.

Без сомнения, самим читателям решать, но нашему забытому юбиляру, Александру Алексеевичу Плещееву, к его достойным званиям, приведённым в начале очерка, я бы прибавил не менее достойное и современное – юморист, и поставил бы его в начале списка.

• Один день февраля 1942 года
• Вячеслав Рыбников – об известном путешествии Пушкина
• «Гони их, дураков, в шею!» или Как г. Птицын боролся с "болховщиной".
• Атаковали, прорывали, паниковали, драпали и заживо горели – в общем, сражались за Родину
• 27 кривцовских «панфиловцев»: «…Нас возвышающий обман»?
• 27 кривцовских «панфиловцев»: «…Нас возвышающий обман»? (окончание)
• О Пушкине, императрице Елизавете Алексеевне и Белёве (часть первая)
• О Пушкине, императрице Елизавете Алексеевне и Белёве (окончание)
• Операция «Налёт на Болхов». Выдумки и документы
• Лётчик Маресьев в небе Орловщины. Выдумки и документы